Глава 1. Не ищите истину на дне стакана

В этой главе Другой персонаж - Кричер.

Медленно верно газ плыл по уставшей комнате, не задевая глаз – тех, что вы вряд ли вспомните.
Бился неровно пульс, мысли казались голыми. Из пистолета грусть целилась прямо в голову.
Строчки летели вниз, матом ругались дворники. Я выбирала жизнь, стоя на подоконнике.
В утренний сонный час, час, когда все растаяло, я полюбила Вас, Марина Цветаева. Марина...

– …и не называйте меня «Тот-Который-Трелонизнаетзачем-Выжил». Я – «Тот-Который-Наконец-то-Умер». Представляете? У-мер, – он уронил подбородок на грудь, горлышко бутылки скользнуло в дрогнувших пальцах. – Вот сейчас допью, и… того. Сменю погоняло.
Снял очки, вытер глаза тыльной стороной руки, снова надел. Задрал голову:
– Эй, Мерлииин! Ты там? А я сейчас прыгну! Лови меня – Избранный я, или где? Мир спас? Спас. Давай теперь, помоги мне сдохнуть уже… побыстрее…

Он завёл свободную руку далеко за спину, балансируя, сделал глоток, другой... Посмотрел сквозь бутылку на лунный свет, размахнулся и бросил её вниз – схватился за край, задвигался, усаживаясь поудобнее. Далеко внизу звякнуло, хлёсткое эхо отозвалось с пустой ночной площади.
Поболтал ногами, захлопал себя по карманам.
Сигарет не было.

Огневиски тоже не было: развалившись в кресле-качалке напротив камина, он успел ополовинить единственную в доме бутылку – размеренно, как метроном – к тому моменту, когда внезапно решил подняться на крышу...

Гарри плюнул вниз и откинулся на спину.

Лежал, раскинув руки, смотрел в небо. Умирать как-то передумалось.
Захотелось снова плюнуть – в это небо. Правда, в результате можно попасть себе же в лицо. Хотя он наверняка заслуживает плевка. Или не заслуживает даже этого…

Он видел его тогда в последний раз. Двадцать два дня назад. В последний раз.

– Эй, ты, Тот-Кого-Я-Ненавижу! Я о тебе не вспомина-ю!

А он – его? Вспоминает? Ненавидит?..

Небо с интересом поглядывало, подмигивало звёздами...

– Я так и знал. Опять. Да ещё с утра. Как ты можешь, Мерлин…
– Не называй меня Мерлином на людях. Чего надо? Я тебя не звал.
– Дождёшься от тебя… Посмотри на себя! На кого ты похож?
– На папу. Глаза – мамины.
– «Мамины»… Глаза у тебя бутылочные, во всех смыслах. И цвета, и наполненности этим пойлом.
– Это не пойло. Это абсент.
Малфой садится, отставляет бутылку. Уткнулся подбородком в поставленные один на другой кулаки – смотрит. Гарри открывает глаза, поднимает голову:
– Иди-ка ты отсюда… – снова прижимается липкой, в сахарных крошках щекой к скатерти – бумажной, трепещущей на ветру, пришпиленной с четырёх сторон к маленькому столику…

Икает.

– Ффу. Да что же это такое… – Малфой зажмурился на секунду, приоткрыл один глаз. – Это просто кошмарный сон…
– Точно. Изыди.
Малфой протягивает руку – нет, только выбил дробь пальцами по столешнице, коротко вздохнул:
– Ладно. Вернёмся – живи, как знаешь.
– Замётано.
– Мне надоело быть бесплатным приложением к твоей жизни.
– Так тебе заплатить? За что – за трах? Сколько берёшь?

Малфой отшатывается, резко поднимается. И плюёт. Может, и не целится, но – попадает.

Что-то зарокотало, заворчало угрожающе…
Открыл глаза – луна спряталась, звёзды погасли: чернота...

Небо вспорола молния – он заморгал, завозился:
– Дементор побери…Грозы только не хватало.

Помогая руками, поднялся – отступил подальше от края. Дождевые капли звонко забарабанили по жести под ногами.

– Умереть не дадут спокойно...

Постоял, ловя воду ртом. Пошёл, пошатываясь.

– …Кричер недоволен… Кричер волновался…
Тихое бормотание эльфа взорвалось болью в затылке; заломило виски:
– Кричер, антипохмельное мне… что-нибудь…раздобудь. Помираю…
– Кричер предупреждал. Кое-кто не послушал Кричера. Кое-кто упёртый, как кизляк.
– Кое-кто найдёт сейчас свою палочку и покажет…кто тут хозяин! Бысстрра!

Кричер хмыкнул, исчез.

Сел на пол, поближе к огню, пристроил мокрый затылок на подлокотник кресла…

– Эй, соня, проснись…
– Ммм.
– Проснись, говорю.
– Я не сплю.
– Посмотри на меня!

Малфой… Глаза светятся.

– Что такое?
– А то. Бросай свой Аврорат, мы едем отдыхать!
– Куда? Ты с ума сошёл…
– В Париж. На две недели! Я уже и номер забронировал.
– А жена?
– Скажи ей, что на рыбалку едешь.
– Да я рыбу ловить не умею…
– Ты что – совсем? Придумай что-нибудь.
– Хорошо…
– Ты не рад.
– Я рад, рад… Просто как-то…
– Как?

Гарри не ответил – потянулся к нему привычно губами…

Они поехали, конечно.

– …хозяин спит на полу… Бедный Кричер на себе понесёт хозяина в постель…
Гарри застонал, не открывая глаз, выдавил:
– Где зелье, зануда?
– Кричер всё приготовил. Кричер всё принёс, – домовик сунул в руку стакан, глянул обиженно, пошлёпал из комнаты.

Он проглотил горячую сладковатую жидкость. Голова болела немилосердно.

Поднялся на ноги, длинно выдохнул. Опустился в кресло, подтянул клетчатый плед к подбородку…

– Гар-ри, отпусти…
– Неа…
– Да отпусти же! – вырвался; натягивает джинсы. Прячет довольную улыбку…
– Да что мы там забыли, в этом твоём…как его?
– «Лидо».
– Вот-вот. Чего я там не видел?
– Ты ничего ещё не видел. А потом – ты только представь! – теплоход, ночная Сена… закажем столик на двоих…
– Меня укачает.
– Не укачает, это тебе не Британский канал.
– Я не выспался.
– Ночью спать надо было…
– Да неужели? – поймал его за ремень, повалил обратно на развороченную постель…

Гарри разлепил веки – с трудом. Светает...
Снилось…Что? Что-то вспоминалось. Какие-то бесконечные разговоры… Малфой.

Как это всё началось?

Они встретились у Белой гробницы. Со дня смерти Дамблдора прошло семь лет.
Кто сделал первый шаг? Какая разница…
Это было безумное лето. Они всё никак не могли насытиться друг другом – встречались так часто, как только могли. Точнее, как мог он. Стал дёрганым. Нервы ни к чёрту… И так псих, а тут – Джинни, коллеги, и – постоянно – тяжёлое, тёмное, тягучее желание…

Эта их поездка... Всё только стало хуже. Потому что им было так хорошо, как никогда.

Потому что Малфой вдруг сказал, что любит его.

Гарри тогда ушёл, пока Малфой ещё спал. И уходил потом каждое утро. Спускался вниз, в патио. Заказывал двойной кофе и коньяк. Или шёл в бар соседнего «Георга V». В кафе «У Романа» за углом… Глазел на прохожих – безликих. Пил. Мысли уплывали…

Малфой легко находил его, приводил обратно. Возился с ним, как с ребёнком, заставлял принять душ, укладывал в постель, заглядывал в душу: требовал кричащими глазами решить уже что-то. А что решать? Жизнь давно за них всё решила. Ради чего всё ломать? Было бы, ради чего. Или было? Не хотелось задумываться… Нельзя было задумываться.

Малфой отмалчивался, отворачивался к стене.

Гарри придумал спускаться в неуютное парижское метро, уезжать по прямой вдоль Елисейских полей – подальше от центра, в Дефанс. Был там один жутковатого вида памятник… Очень напоминал Арку с Занавесом. Он стоял подолгу, смотрел…
Потом шёл в ближайшую забегаловку. Сидел часами.
Только бы не возвращаться. Не видеть его глаза.

…Когда он, стерев плевок со щеки, вмиг протрезвев, расплатился и рвущимся шагом, перешедшим в бег, вернулся в номер – его ждала пустота.
Она была внутри него с того дня. И не заполнялась ничем. Иногда – выпивкой. Ненадолго, правда.

Как это всё закончилось?

Почему? Потому что он всегда был не один. Он все эти годы ждал Малфоя, конечно... Но ведь не мог он его ждать – один. Одному страшно. Одиночество берёт за горло – и не отпускает.
Он умел довольствоваться – не тем. А вот разрываться между двумя не смог. Сейчас она снова в их доме одна. В последний раз, как он надеется... А Кричер с чего-то взял, что его молодой хозяин вернулся, чтобы поселиться в бывшем доме Блэков навсегда. Гордо преподнёс сохранённую им метлу, забытую здесь когда-то Гарри. Приготовил ужин, навёл чистоту в его комнате… Нет. Нет… Просто он не смог вернуться домой. Только не сегодня. Он не видел Малфоя двадцать два дня. И намеревался не видеть ещё вечность… Смертельно хотелось выпить. Заполнить пустоту, хоть ненадолго. Саппарировал сюда прямо с работы. Послал за бутылкой ворчащего эльфа…
Бедная Джинни.

Проклятый Малфой… Враг; сын врага. Досадное недоразумение из детства. Заносчивое ничтожество… Предатель, продажная шкура. Ноль без палочки…

А он сам? Кто он – без палочки? А если бы он не обладал волшебством – вообще? Жил бы жалким сквибом, но с родителями – живыми и невредимыми?
И не поехал бы в Хогвартс?
И не было бы у него Гермионы, Рона. Джинни... Малфоя.
Он бы никогда не встретил его?

И не сразился бы с ним на дуэли. Ни разу не обыграл бы его в квиддич. Не увидел, как он плачет. И не ранил его – почти смертельно… И Малфой не пытался бы на его глазах убить Дамблдора. Хотя он так и не смог стать убийцей...
И кто-то другой вынес бы его из Адского пламени. Нет: никакого Пламени тогда бы не было…

Мысли путались и рвались, как нитки.

И если не его, то кого любил бы Малфой?

А кого бы любил он сам?..

Он сидел, напряжённо уставившись в стену перед собой.

Медленно поднялся. Перевёл взгляд на дверь – нет… с такой головой – какая, к троллям, аппарация! Огляделся растерянно…

Сквозь оконное стекло в комнату просачивалось утро, не обещая ни яркого света, ни тепла. Обычное сентябрьское утро.

Спокойное серое небо за окном.
Как его глаза.

Он схватил метлу и побежал к лестнице, ведущей на крышу.

Глава 3. Никогда не клянитесь

Время убивает меня – я убиваю время. Я всё, я всё ещё в теме. Мы – всё, что есть в этом мире. Мы – все, кто есть в этом мире.
Гордое «да», слабое «нет».
Песни сочиняют меня – я сочиняю песню. Ты – всё, мы всё ещё вместе. Мы будем вечно, наверное. Мы любим, впрочем, наверное.
Гордое «нет», слабое «да».
Люди не умею летать – им это вряд ли нужно. Мне тоже, в общем, это чуждо. Но в распутанных мыслях воздух, и в распахнутых окнах звёзды…
Гордое «да», слабое «да»…

– Wow. А ты кто такой?
– Шэлс, monsieur. Bonjour, monsieur. Как о вас доложить, monsieur?
– Гарри, – вытянув шею, «monsieur» всматривался в полумрак холла.
– Minute, monsieur Гарри.

Дверь захлопнулась.

– Что за…
Гарри захлопал ресницами. Пожал плечами, хмыкнул. Перебросил из руки в руку метловище. Потянулся опять к дверному молоточку…

– Monsieur Гарри, господин хозяин примет вас, – эльф поклонился, впуская, наконец, незваного гостя.

Бросив метлу у двери, Гарри уверенно направился в гостиную, ускоряя шаг.

– Господин хозяин примет monsieur Гарри в своём кабинете.

Притормозив, он завернул к лестнице, взбежал на второй этаж, нашёл знакомую дверь.

Пригладил волосы. Вдохнул, выдохнул.
Постучал.

– Да.

Он вошёл и запнулся.
Малфой сидел – нет, восседал – за столом, перебирая какие-то бумаги, и выглядел при этом так, словно… В общем, захотелось извиниться, выйти и зайти попозже.
Или не зайти.

– Поттер. Сколько лет. Сколько зим, – будничным тоном произнёс Драко, не отрываясь от своего занятия.
– Да. Здравствуй! Я…
– Ты что-то хотел?
– Да. Я…
– Постарайся изъясняться внятно. И побыстрее, пожалуйста. У меня мало времени. Видишь ли, я занят, – он послал Гарри убийственный взгляд – словно Авадой в него метнул; развернул пергаментный свиток, уставился туда невозмутимо.

Гарри сосредоточенно изучал светловолосую голову, склонившуюся над столом, и чувствовал себя полным придурком.
Действительно… А чего он, собственно, ожидал?

Он набрал в грудь побольше воздуха и решительно выпалил:
– Прости меня.
Никакой реакции. Гарри переступил с ноги на ногу и забормотал:
– Прости. Я понял, понимаешь? Я понял, что я ничего не понимал.
– Ah, bon? Долго же до тебя доходило… Поздравляю. Растёшь над собой, рад за тебя.
– Да нет, ты не понял!
– Прекрасно я понял: ты понял, что ты, – он сдул со лба мешающуюся прядь и так развернул очередной пергамент, что разорвал его пополам, – тупица.
– Да. Точно. Нам…мне. Было так хорошо…там. В Париже. Прости меня…
– Ка-ка-я память…– восхищённо протянул Малфой, прищурив свои февральские глаза. – Надо же, ты ещё помнишь, в каком именно городе напивался каждый мерлинов день до тотального петрификуса... Значит, простить тебя. Мне. Простить. Тебя?
Малфой вдруг поднялся, обогнул стол, направился, чеканя шаг, к застывшему Гарри:
– Я – тебя – не – прощаю, – подошёл вплотную, мило улыбнулся. – Это всё. До свидания! Чего ж ты не уходишь? Au revoir. Auf Wiedersehen. Arrivederci. Ciao, bambino. Hasta la vista,..

На слове «детка» Гарри решительно прервал увлёкшегося полиглота – просто-напросто заткнув ему рот. Да, он не говорил по-французски. Зато своим собственным языком владел просто превосходно.

Но сейчас Малфою его поцелуй явно не нравился.
Он зашуршал зажатыми в кулаках половинками свитка, задёргался, замычал; попятился, отчаянно сопротивляясь, наткнулся на стол; Гарри развернул его: придавил упирающуюся спину ладонью, уложил – щекой на зелёное сукно. Орошая красным обюссонский ковёр, покатилась упавшая чернильница.

– Нет!! – выдохнул Драко.
– Да!
– Нет…

Всё было бесполезно: Гарри сам понимал, что творит что-то не то, но остановиться уже не мог – от внезапного неконтролируемого желания просто сносило крышу…

– Животное…
– Ага.
– Наглец…
– Наглость – второе Фелицис.
– Я тебя не звал…
– Ну и что?
– Я ненавижу тебя…
– И правильно. Делаешь.

Какое-то время тишина нарушалась только ритмичными поскрипываниями стола, принадлежавшего когда-то, если Гарри правильно помнил, Людовику XVI, да прерывающимся шёпотом его нынешнего владельца:

– …ненавижу…ненавижу…тебя…Поттер…о, Ме…ер..лин!!..

Наконец всё стихло.

Поцеловав Драко в мокрую солёную щёку, Гарри сполз на пол.
Уткнулся лицом в ладони, замотал головой.
Засмеялся тихонько.

– Он ещё ржёт, вы только посмотрите на него…– Малфой медленно опустился рядом; простонал, прислоняясь к его спине своей.
– Прости меня…
– Пошёл ты…
– Прости меня.
– Ты повторяешься.
– Что мне сделать?
– Никогда больше не делать то, что ты делал – так, как ты это делал.
– Прости…
– Да хватит уже, надоело. Ненавижу…
– Ты повторяешься.
– Тупица…

Он чувствовал, что Драко улыбается. Гарри повернулся к нему, обнял бережно; увлекая за собой, улёгся на перепачканный чернилами, покрытый смятыми пергаментами ковёр.

– Так что мне всё-таки сделать, Драко?
– Не знаю…

Гарри целовал его неторопливо, наслаждаясь такими долгожданными губами…
Нежность переполняла, стояла у горла, мешая дышать.

– …желаете ещё что-нибудь, господин хозяин?
– Спасибо, Шэлс. Можешь идти.
– Merci, господин хозяин.

Шэлс поклонился и осторожно прикрыл за собой дверь гостиной.

Гарри с блаженной улыбкой откинулся на спинку стула: обед был просто сказочный.
Сидящий напротив него Малфой рассеянно скатывал из хлеба шарики и бросал их в камин.

– Что-то не так?

Драко покачал головой.

– Брось, я же вижу, – Гарри положил салфетку, поднялся.
– Я женюсь. Кажется…

Гарри сел обратно.

– В общем… Завтра приезжает моя мама. Из… Франции. С одной… словом, с моей невестой… Ну. Скажи что-нибудь.
– Поздравляю.
– Спасибо. Кстати, а как поживает твоя лучшая половина?
– Кто?..
– Здравствуйте… Джиневра Поттер – слыхал о такой? Она тебя что – так надолго отпускает погулять, что ты уже начал забывать о её существовании?
– Я… У неё всё хорошо. Она… Она дома. У меня много дел, она знает, что я часто бываю занят…
– А. Ну да. Отважный Аврор Гарри Поттер на спецзадании: врывается в дома беззащитных селян и
– Ты не можешь жениться.
– Неужели?
– Но ведь мы с тобой…
– Мы? Мы? Нет никаких «мы», Гарри. Есть я – и есть ты. И у тебя есть жена, дай Мерлин такую каждому…
– Я совершил ошибку, женившись на ней. То есть мне вообще не стоило связывать свою судьбу – с кем бы то ни было… Я уйду от неё.
– Да ну? И не побоишься, что братья Уизли объявят тебе вендетту?
– Я скажу Джинни об этом. Сегодня же.
– О чём – об этом?
– О том, что я люблю тебя.

Драко не ответил.
Он молча водил пальцем по краю бокала.
Гарри почему-то не мог встать и просто подойти к нему. Казалось, их разделял не стол, а стремительно увеличивающаяся пропасть… Гарри вдруг представил, что он не увидит больше Малфоя. Опять… Нет. Нет… Ни за что.
Дышать стало трудно. Вдох давался легко, а вот выдох…

– Ты слышишь?.. Я люблю тебя, Драко.
– Я слышу.
– Пожалуйста. Я прошу тебя. Не делай этого. Давай просто уедем куда-нибудь, куда ты только пожелаешь! Хочешь, будем жить в твоей любимой Франции?.. Да ладно, ладно, нет – так нет, зачем же сразу так глазами сверкать… Я же извинился уже…
– Ну да. Причём весьма оригинальным способом… – Малфой усмехнулся.
Гарри приободрился:
– Вооот. Будем где-нибудь, я не знаю, жить. Вдвоём! Можно Шэлсика взять, вон он как готовит здорово…
– Я не могу. Моя семья, родители… – Драко прижал ко лбу ладони. – Il y va de mon honneur…
– Что?
– Речь идёт о моей чести. Я не могу. Я не принадлежу себе, – он так смотрел, что у Гарри опять сдавило сердце. Внутри разрасталась пустота. Просто déjà vu какое-то...
– Я тоже не принадлежу себе. Я принадлежу тебе. Я люблю тебя. Разве не это самое главное? Ради чего тогда всё это? Мы выжили. Нам повезло. Почему мы не можем быть счастливы вместе?
– Вместе? Гарри, мы не можем быть счастливы – вместе. Это невозможно.
– А не вместе? Ты думаешь, ты… Если ты будешь счастлив – не со мной… Если я буду знать, что ты счастлив не со мной, я…
– Что? Будешь тоже счастлив? Будешь рад за меня? Только честно.
– Нет. Нет…
– Вот видишь. Мы не можем быть счастливы – оба. Или ты будешь счастлив. Или я. Только один из нас.
– Неправда.
– Нет. Ты просто боишься посмотреть правде в глаза. Не хочешь понять…
– Я понимаю одно: я не могу тебя потерять.
– Невозможно потерять того, кто тебе не принадлежит.
– Ты несправедлив.
– Может быть.
– И жесток.
– Возможно.

Гарри всё-таки подошёл, сел рядом, дотронулся до малфоевской руки – переплёл свои горячие пальцы с его, холодными:
– Я обещаю тебе, Драко. Мне всё равно – будешь ты искать счастья не со мной, или нет. Клянусь тебе, я всё равно – сегодня же – уйду от Джинни. Я поговорю с ней прямо сейчас. Я знаю, она отпустит меня.
– Этого не произойдёт.
– Она всё поймёт.
– Да ты в своём уме? Как это всё вообще можно понять…
– Она лучшая. Она всегда понимала меня. Поймёт и теперь. Я сейчас вернусь. Я смотаюсь в Годрикову впадину и вернусь обратно.

Гарри поцеловал его ладонь, прижал её к своей щеке:
– Ты любишь меня, – произнёс уверенно, – я знаю. Это – всё, понимаешь? Подожди меня. Я быстро. Ты подождёшь? Да? Ответь же.
– Да.

Он легко поднялся, поцеловал Драко в макушку.
Стремительно и легко пересёк комнату, застыл на мгновенье на пороге.

Улыбнулся светло.

И закрыл за собой дверь.

Глава 5. Умейте прощать

В этой главе:
Другой персонаж – Астория Гринграсс
Тип: то ли гет, то ли слэш
Пейринг: Астория Гринграсс/Драко Малфой&Гарри Поттер/Драко Малфой
Рейтинг: R

«Исключить из наших наслаждений воображение – значит свести их на нет».

М. Пруст

Сомкнуть пальцы на её шеё – поверх жемчуга – вторым ожерельем;

Он всегда сам раздевает его – бесцеремонно; всегда первым целует:

опрокинуть на спину;

– Mon aimé…

провести по её губам

его рот такой горячий, забирающий всё, оставляющий только возможность дышать – едва-едва – воздухом – одним на двоих – убивающий все мысли, кроме одной:

своим

ещё, ещё –

языком;

ощущать, как можно дольше, его вкус – горький, неповторимый.

разорвать кружевную ткань,

Его тело – всегда тоскующее без прикосновений, только его – только к нему;

обнажая её всю, и сразу

и – всегда – не хватает, не хватает собственных рук и губ – ласкать его обласканную солнцем кожу.

скользнуть туда рукой –

Его губы – бессовестные,

осторожными проникновениями –

заставляющие стонать,

глубже, глубже –

выгибаться нетерпеливо… только он, он один угадывает – знает? – его желания;

изучая

каждое движение, каждый вздох, каждый взгляд – встречает своим – любящим,

влажный

любящим,

жар;

любящим…

– Oh non, mon aimé…
– Chut…ta queule*…

притянуть её к себе по скользкому шёлку;

Он, он один умеет причинять ему эту –

– Оh que non, je ne veux pas, pas encore**
зажать ей рот ладонью:
– Посмотри на меня. Посмотри на меня!!

всегда такую желанную –

и –

боль.

войти:

Всегда желанную…боль…желанную…боль…

раскатившиеся по бледно-зелёному, смятому покрывалу жемчужины обрисовывают перламутром изгибы её тела, двигаясь с ним в такт…

Океан, монотонно шумя, обрушивает волны на берег – неутомимо. Так же, как и тысячи лет назад.
Пляж пуст – он здесь один: просто сидит, смотрит.
Набрав в руку горсть песка, пропускает сквозь пальцы… Этот песок сейчас кажется чёрным. При свете солнца он странного серого цвета – из-за вулканического происхождения острова. Как говорит Тори: песок цвета его глаз. Не угодно ли – глаза цвета застывшей лавы… Он усмехается. А что? То, что бушевало – застыло, превратилось в камень – навсегда.

Тори… Как там, у Верлена? «Пропал бы я бессонной ночью, когда б не ты со мной воочью всем телом молодым была...»

Хорошо, что они прилетели именно сюда. Правда, она здорово взбесилась, когда он отказался от Парижа. Но для него это было бы чересчур…

– Хорошо. Тогда Вена.
– Мне больше по душе Прага.

Она поднимает бровь.

– Тогда давай махнём на Гавайи. Устроим пляжную свадьбу.
– Ты с ума сошёл.
– Тебе не хочется жары зимой?
– Ты же не любишь солнце?.. Хорошо. Тогда Мальта. У нас там домик.
– Тенерифе. У нас там вилла.
– Сразу не мог сказать?..

Он хотел привезти сюда его, а не её. Гарри так любит солнце... Остаться с ним здесь – спрятаться от всех, пока не придумается что-то. Нет; теперь уже никогда. Это место должно хранить другие воспоминания. Он должен быть счастлив. Он обещал…

В комнату заползают сумерки, напоминают ему осторожно: свет, включи свет, пока не пришла темнота... Но он продолжает сидеть и смотреть – не на дверь – на свои руки: безвольно лежащие, сливающиеся со скатертью, которой покрыт до сих пор неубранный стол. Ему кажется, что они всё ещё хранят тепло его пальцев.
Огонь в камине гаснет.
В гостиной, как и во всём доме – тишина.
Он сидит – абсолютно спокойно – и слушает своё дыхание. Уже давно истёк час, который он ему (себе?) отмерил – зачем? Ведь знал, что чуда не произойдёт.
Внезапно комната озаряется мягким светом: нежным, прозрачным, но ярким, заставляющим прикрыть глаза рукой.
Драко видит сквозь свои пальцы светящийся силуэт чего-то непонятного, пугающего…он приближается.
Это олень.

– Прости меня, Драко. Прости меня.

Слова звучат тихо, странно: эхом отдаются внутри.

– Будь счастлив. Я прошу тебя, ты должен. Обещаешь?..
– Я обещаю.

Драко не понимает, произнёс он или нет эти два слова. Может, они просто позвучали в нём самом, как эхо этого голоса.
Драко закрывает глаза. Он чувствует, как Патронус исчезает – и в комнате воцаряется темнота. Абсолютная – после этого света…
Темнота.

Он кричал тогда, не помня себя, пока бедный эльф не прибежал, не включил свет, не напоил своего хозяина успокаивающим отваром… Это просто из-за темноты. Просто он боится темноты. Панически. Вот и всё…

Пальцы нащупали камешек; Драко размахнулся, бросил его навстречу волнам.

Слава Мерлину, теперь у него есть Тори. Она одна – единственная и неповторимая – наполняет его ночи спасительным светом…
Их медовый месяц подходит к концу; скоро нужно будет возвращаться. Но будущая совместная жизнь его совершенно не пугает. Если бы ему пришло в голову вообразить себя Пигмалионом и попытаться создать свою Галатею – он уверен, из его рук вышла бы только Тори. Она – само Совершенство…

С учтивой улыбкой он склоняет голову; прижимается сомкнутыми губами к протянутой ему узкой, неожиданно загорелой руке. Поднимает на неё глаза.
Она смотрит на него – чуть насмешливо. Он замирает.
Весь мир вдруг исчезает: остаётся только это нежное, словно светящееся, лицо. Только эти глаза.

Цвета пробивающейся травы.
Цвета молодой листвы.
Цвета весны.

Такое знакомое головокружение…
Каждый раз, когда Драко смотрел в его глаза, ему приходилось контролировать себя, своё лицо, свой собственный взгляд – эти глаза всякий раз лишали его воли, выбивали почву из-под ног…

У Астории Гринграсс были глаза Гарри Поттера.

На этом сходство с Гарри юной мадемуазель, которой предстояло стать миссис Малфой, заканчивалось.
И начиналось сходство с ним самим.
Астория Гринграсс была похожа на Драко Малфоя, словно близнец. Нет, не внешне – хотя она тоже была довольно высокой, по-мальчишески тонкой. Схожими были их внутренние миры. Можно было подумать, что они выросли вместе.
Они оба любили французскую прозу и английскую поэзию; Бетховена и Моне; чай с молоком и малину.
Они предпочитали любому, даже тысячелетней выдержки, огневиски маггловское бургундское Château-Fuissé.
И они оба терпеть не могли магических животных.

Они даже думали одинаково – стоило ему начать фразу, как она её заканчивала.
И она тоже любила Париж…

Они сыграли свадьбу неприлично скоро – на Рождество. Прилетели сюда, на Тенерифе, сбежав от всех почти сразу же после пышной свадебной церемонии.
И он не сдержал своего обещания, данного им когда-то Гарри: всегда быть только с ним…

Пенящаяся вода подкралась слишком близко: лизнула его босые ступни, отступила с шипением.
Драко, заложив руки за голову, откинулся на спину. Кожу саднило – наверное, порезался о ракушку. Палочка осталась в спальне, на вилле. Так же, как и сандалии. Он не мог не думать о Гарри – хоть изредка – но не мог себе позволить вспоминать о нём рядом с ней. Рядом с самим Совершенством. Если, конечно, мог себя контролировать…
А здесь, на пляже, вдали от неё, можно было просто быть самим собой, пусть и недолго.

Как всегда, валяется в постели… Поднимает взлохмаченную голову:
– Опять книга?..
– Да. Очень редкое издание, посмотри: на обложке – автограф автора! Просто невероятно... На здешних блошиных рынках можно найти абсолютно всё. Цены просто бешеные, но договориться легко: пара заклинаний и voilà: Пруст – уже у меня!
– Очередной маггловский писатель. И, конечно, любимый... Ты носишься с этими книжками, как мой тесть – со штепселями.
– Между прочим, Марсель Пруст в своё время с отличием закончил Шармбатон... Он - гений! Вот послушай, я переведу… вот: «…когда мы влюбляемся в женщину, мы всего лишь проецируем на неё состояние своей души, и главное не в том, насколько данная женщина достойна нашего поклонения, а в том, насколько велика сила нашего состояния…». Я думаю, что это – его мысли о любви не только мужчины к женщине… То есть вообще не важно, кого к кому – сам Пруст был бисексуалом.
– Да ну?..
– Да. Не важно, кто объект твоих чувств – важно, что именно и с какой силой испытываешь ты сам. Если ты любишь – ты просто любишь, и всё. Понимаешь?
– Угум…
– Я имею в виду то, что я люблю тебя не за то, что ты… То есть… я…

Гарри молчит. Не слышит слов, неожиданно сорвавшихся с губ Драко: спит.
Как сильно бьётся сердце... Слава Салазару Слизерину. Слава Годрику Гриффиндору. Он не слышал…Или слышал? Слышал – и не ответил? Не ответил…

Уходя тогда, он сказал: «Я знаю, ты любишь меня». Значит, слышал...

Почему же он не вернулся? Уже неважно.

Гарри. Да, он любит его – не «за то что», а «потому что». Просто потому, что он – это он. Потому что только благодаря ему он узнал, кто он сам. Узнал, на что способна его слизеринская душа.
Тори… По утрам она молчит, смотрит на него – задумчиво. Напоминает кошку, следящую за своей добычей… Она умна. Но и он, слава Мерлину, не дурак.

Драко поднимается, отряхивает с себя песок.

Она ничего не узнает. Никогда.

Звёзды начинают тускнеть: скоро утро.
Драко улыбается. Тёплый ветер ласкает кожу – собирает с его лица солёную влагу, уносит с собой.

Он выполнит своё обещание.
Он обязательно будет счастлив. Пусть и не с ним.

Море – обнимет, закопает в пески. Закинут рыболовы лески, поймают в сети наши души. Прости меня, моя любовь.
Поздно, о чём-то думать – слишком поздно. Тебе, я чую, нужен воздух. Лежим в такой огромной луже. Прости меня, моя любовь.
Джинсы – воды набрали и прилипли. Мне кажется: мы крепко влипли. Мне кажется: потухло солнце. Прости меня, моя любовь.
Тихо: не слышно ни часов, ни чаек. Послушно сердце выключаем. И ты в песке – как будто в бронзе. Прости меня, моя любовь…

*Ш-ш… замолчи…
**О нет, я не хочу, нет ещё

Глава 7. Живите в реальном мире

В этой главе:
Другой персонаж: Рон Уизли
Тип: слэш
Рейтинг: R

Раненое сердце весит тяжелее. Пробую согреться – пью и не пьянею. Я прошу, верни меня.
Кто тебе позволит или не позволит? Чего же ты боишься – Бога или боли? Я прощу. Верни меня.
Я хочу повеситься. Фонарь, верёвка, лестница. Забыть... Два кровавых месяца: столько мин и пострадавших.
Буду висеть, молчать и любить.
С кем-то говорю и ничего не слышу. Ухрипла и горю, люблю и ненавижу. Я прошу, верни меня.
Мимо проплывают люди и недели. И я неплохо к вам, но вы мне надоели. Я прощу. Верни меня.
Я хочу повеситься. Луна. Улыбка. Лестница. Забыть... Два кровавых месяца: столько мин и пострадавших.
Буду висеть, молчать и любить.

Ещё одна затяжка. Давлю окурок в пепельнице. Дольше тянуть нельзя – время уходит:
– Раздевайся.

Машинально пытаюсь поправить несуществующие очки – белизна тела бьёт по глазам – я вижу его отчётливо, непривычно чётко.
Встаю, иду.
Не знаю, что он видит в моих глазах – но отступает на шаг: дальше некуда – стена.
Подхожу вплотную.
Глаза… да, его: серые; девчоночьи ресницы тёмные, темнее упавших на лоб волос – белых в этом свете, ярком, слишком ярком: его лицо более реально, чем когда бы то ни было, чем всегда. Дементорски трудно дышать ровно… Да, это они, это его губы, его рот – нет; я не могу…закрываю глаза и просто обнимаю его: прижимаю его к своей одежде… Он кажется невероятно уязвимым. Вдыхаю его запах: чувствую, как пульсирует моя кровь – в висках, в паху:
– Раздень меня.

Невозможно, нельзя открыть глаза, но я не могу не смотреть: его бледное лицо порозовело: он возбуждён происходящим – надо же… Ловко расстёгивает пуговицы; стягивает бельё. Переступаю, помогая. Неловкости нет никакой. Зря боялся… Сжимаю его плечо, надавливаю: он опускается на колени.
Возится, щёлкает резинкой.
Стена уплывает: упираюсь в неё ладонью, другой провожу по мягким волосам; чужими пальцами отвожу светлые пряди с его лба.
Смотрю. Смотрю…
Это не я. Это не могу быть я…Ощущаю своё лицо – мокрое, горячее… fffuck. Отшатываюсь.
Я просто больной ублюдок…

– Всё нормально.

Он смотрит испуганно, кивает. Не верит. Поднимается, вытирает рот.

Не отвожу глаза – шарю в вещах вслепую, нахожу палочку:
– Эванеско.
Зубами отрываю полоску от новой упаковки, выплевываю, киваю на кровать:
– Ложись. Нет. На спину.

– Здорово!
Вздрогнул, одел очки:
– Рон! Привет… стучаться надо… Заходи, чего стоишь?
– Коллопортусом запирайся, если дёрганый такой.

Рон сел в кресло для посетителей, устроился поудобнее.
«Принесла нелёгкая…»
– Прошёл?
– А чего там проходить-то? Меня Гермиона натаскала. Достала – жуть! А ещё говорят, что беременные того… тупеют временно. Всю ночь гоняла по всему курсу, «Жизнь замечательных авроров» заставила прочесть... Она та-ка-я толстая!
– Гермиона? Или книга?
– Обе. Вопросы, говорит, будут по ней задавать. А потом говорит: люблю я эту «ЖЗА» больше «Истории Хогвартса», хотела, чтоб прочёл уже…
– Она в Мунго сейчас?
– Ага. И мама. Это самое… короче, Джинни вот-вот уже…того. Гм, – Рон заметно покраснел, шмыгнул. – Волнуешься, наверное. Освободишься скоро? А то пропустишь всё, – улыбнулся. Губами, не глазами.
– Да я… не могу пока. Сейчас, я тут…закончу только кое-что. Надеюсь, успею…
– Успеешь, успеешь... Точность – вежливость Малфоев…не переживай так, идёт он уже.
– Идёт? – Гарри сглотнул. – Куда?
– Сюда, куда ж ещё, – Рон вытащил из кармана палочку, завертел её в пальцах, – к тебе, надо полагать. Не ко мне же.
– Ты знаешь…
– Что он здесь? Все знают. Ты думал, ему позволят разгуливать по Аврорату, словно по Поместью? Разоружили, наложили контролирующую метку, всё как обычно, – Рон убрал палочку обратно, расправил старательно складки форменной мантии, поднял на Гарри теперь уже откровенно злые глаза. Усмехнулся.
– Давно ты знаешь?
– Со школы.
«Офигеть»
– Между нами ничего нет, Рон. Уже…
– Уже? Мерлин, как я счастлив.
– И не будет.
Рон вдруг поднялся резко: забегал по кабинету; остановился напротив – перегнулся через стол к Гарри, затряс раскрытыми ладонями у самого лица, заорал:
– Ты урод! Больной урод! Какого обвислого ты вообще творишь – ты соображаешь?! У тебя жена вот-вот родит! – схватил Гарри за грудки – тот молча смотрел мимо: Рон обернулся.
– Отрабатываем допрос с пристрастием?
– Твою чистокровную мать… кто к нам пожаловал! – разжав руки, Рон направился упруго к двери.
– Будем считать, что про «мать» я не слышал, Уизли. Здравствуй. И прощай. Развлекайся в другом месте – у меня дело к Г.Д. Поттеру, – Драко засунул руки в карманы, прислонился к косяку.

Рон подошёл вплотную: вытащил палочку, впился глазами.

Малфой улыбнулся лениво, прищурился:
– Не стой у меня на дороге, аврор недоделанный.
– Я уже испугался: Гарри, вызывай скорее охрану. Что ты мне сделаешь, тощий пидор, без своей палочки?
– «От моих галльских предков я унаследовал светлые голубые глаза, ограниченный мозг и отсутствие ловкости в драке»*.
– Чего… Это ты о ком?
Драко не ответил: качнулся вперёд и боднул Рона головой – тот упал.
Гарри вскочил, выхватил палочку:
– С ума сошли!
Рон зажал разбитый нос ладонью. Малфой пригладил волосы, достал платок, бросил на ковёр:
– Excusez-moi – всё, чем могу.
– Эпискеи! – Гарри опустился перед Роном на колени. – Блиииин, он тебе его сломал, по-моему… Драко, ты ему нос сломал!
– Ой, правда? Вот здорово, – Малфой прошёл к окну – застыл, сцепив руки за спиной.
– На, прижми… Вставай, я провожу тебя до Корпуса колдомедиков… – Гарри обнял Рона за плечи, но тот оттолкнул его, подобрал палочку, поднялся: швырнул окровавленный платок; вышел, хлопнув дверью.
– Драко, зачем ты так?..
Малфой не ответил – кивнул на захламлённый стол:
– Что именно я должен подписать?
Гарри подошёл торопливо, зашелестел бумагами:
– Сейчас... Вот. Вот здесь и здесь… – протянул ему перо: зацепился взглядом за массивное золотое кольцо на безымянном пальце его левой руки.

Он дотронулся – провёл одним пальцем по этому кольцу, поднял на Драко глаза: тот стоял – неподвижно, опустив ресницы, чуть покусывая нижнюю губу.
Перо закружилось, улеглось мягко на пол – Гарри осторожно ласкал его теплеющие пальцы своими, не отводя взгляда от его побледневшего лица: губы Драко приоткрылись – с силой сжав тонкое запястье, Гарри притянул его к себе, прижал его губами к своим горячим губам; втягивая жадным ртом нежную, податливую плоть, простонал – еле слышно…

Драко отшатнулся, тяжело дыша:
– Нет, – вскинул глаза: зажмурился на миг; помотал головой. – Нет.

Гарри разжал пальцы, отпуская его, улыбнулся: смотрел и не видел ничего, кроме пустоты, знакомой пустоты в незнакомых глазах. Чужих, чужих родных глазах…

– Прости, – стянув, словно тугую перчатку, улыбку с лица, он поднял перо, положил на стол.

Отошёл к окну, отвернулся.

Стоял и слушал, как он разворачивает пергамент.
Как перо в его руке скрипит по бумаге.
Как он идёт к двери – ступая легко, почти бесшумно.

– Спасибо, Гарри.

Как закрылась дверь, он не услышал...

Почти во всех рекламках, украшающих изнутри телефонные будки, цены указаны в фунтах стерлингов: я провёл немало времени, блуждая по тёмным улочкам Сохо, прежде чем наткнулся на объявление с малоприметной подписью: «10 галлеонов час». Внешность, возраст, умение не имели значения: готовое зелье просто жгло мне руки… Я сжимал склянку в кармане – я боялся её разбить, я боялся пить сам, поить этим кого-то, я боялся себя… Я ненавидел себя. Я ненавидел его. Мне было нужно просто увидеть его – просто увидеть его…
Свою порцию зелья я принял, стоя перед обшарпанной дверью; выкурил сигарету – её было неудобно держать толстыми пальцами: я выпил почти бутылку огневиски и мне было смешно – что, если под влиянием алкоголя зелье изменило состав и воздействие окажется не таким, как обычно…Что, если через час зелье не перестанет действовать? И в магическом мире будет два Грегори Гойла?..
Парень оказался вполне ничего; спокойно выслушал, спокойно выпил – оказывается, это было обычным делом для проституток; правда, он был уверен, что я хочу трахнуть своего бывшего школьного профессора или собственного отца.
Я не собирался никого трахать. Мне просто нужно было увидеть его. Я был уверен в этом – пока я его не увидел…
Это оказалось сильнее меня. Сильнее меня...

– Рон! Подожди. Не аппарируй. Давай пройдёмся, такая…погодка хорошая, – Гарри рискнул посмотреть на Рона: ни отёков, ни синяков под глазами: «Слава Мерлину, Гермиона бы замучила его вопросами…» – А…кто ещё в курсе?..
– Знаешь…так хочется заавадить тебя уже – прямо здесь и сейчас, – Рон перешагнул через ограду, сел на траву под ближайшим деревом: прислонился спиной к шершавой коре.
Достал из кармана два яблока, протянул одно Гарри.

– Спасибо... Знаешь, прекрасно тебя понимаю. Сам хочу заавадиться.
– У тебя ребёнок скоро будет.
– Знаю. Знаю…
– Гермиона не в курсе. Думаю, Невилл подозревал что-то… А Джинни знает точно.
«Тво-ю на-ле-во…Да что ж такое…»
– Как?..
– Она не слепая. В отличие от некоторых…озабоченных уродов. Блин, Гарри, да как ты вообще мог… – Рон скривился, сплюнул: забросил недоеденное яблоко в кусты.
– Рон, поверь, мне хреново, как никогда. Ничего не будет больше, клянусь.
– А я не верю. Ты бы видел своё лицо… Тебе нельзя доверять. А вот Малфою – можно …Обломал он тебя сейчас, да? Ну? Ну скажи, что не обломал? – Рон хмыкнул. – По тебе Мунго плачет – тебя бы в палату к психу Локхарту – колдографки своим фанаткам подписывать. И фанатам...
Гарри поднял голову: Рон перехватил его взгляд, захлопал рыжими ресницами:
– Чего ты?..
– Рон. Рон, ты понимаешь? Ты помнишь, как Локхарт стёр сам себе память? Мне нужно стереть память, понимаешь? Всё о Др…о Малфое. Всё! – Гарри вскочил на ноги – зашагал нервно по аккуратно подстриженному газону.
Рон следил за ним задумчиво. Вздохнул:
– Идея неплохая. Но это не так просто… Обливиэйтом тут не обойдёшься, даже двойным. Нужна особая магия. Я читал в «ЖЗА» – был один маг, предок, кстати, Аластора; он мутил в своё время кое-что – для стирания нежелательных воспоминаний… там целая заморочка, травы нужны для зелья – редкие. И… риск есть: амнезия. Полная…
– На всякий случай соберёшь мои воспоминания, самые-самые: в случае чего хоть посмотреть дашь, как я Волдеморта замочил.
Рон всхохотнул, закашлялся, нахмурился опять:
– Так. В общем, надо будет всё разузнать хорошенько… Гермионе скажу: задание дали, типа как стажёру. Если всё получится – ты будешь помнить о Малфое только самое главное: то, что он, во-первых – упиванец, во-вторых – сын упиванца, и в-третьих – слизеринский гад… Да, и ещё: для зелья понадобится его кровь. Где её взять только…
– Есть, есть кровь! Засохшая, правда… Ей семь лет.
– Оосподи… Только не говори мне, откуда она у тебя. Кстати, а зачем этот хо… зачем Малфой приходил к тебе?
– Подписать…один документ.
– Что? Во что он тебя втравил?
– Ни во что. Я…добился досрочного освобождения Люциуса Малфоя.
– Совсем свихнулся… Ты не под Империусом часом?
– Нет.
– Этот гад тебя просто использует.
– Нет. Нет, он не знал ничего… Я сам.

Дату свадьбы я знал: Скитер размещала огромные статьи еженедельно, в воскресных выпусках. Астория оказалась брюнеткой – я почему-то думал, что она блондинка. Красивая. Малфой выглядел счастливым – улыбался, обнимал её…
Мне было мало газетных колдографий – я должен был увидеть всё сам. Я должен был убедиться.
Я саппарировал к Поместью. Вошёл, смешавшись с приглашёнными, незамеченным: спасибо Игнотусу.
Я видел, как он целовал её; как она смотрела на него…Я знал теперь точно: он будет счастлив. Я знал теперь точно, что никогда не буду счастлив сам.
Она провела окольцованной рукой по его плечу – смахнула с его плеча волос – тонкий, белый: никто не заметил моей подставленной ладони…

А Гойлу не повезло – позже я выдернул добрый клок из густой шевелюры напившегося шафера.

* А. Рэмбо, «Одно лето в аду».

Продолжение

Глава 9. Будьте в ответе за тех, кого приручили

В этой главе:
Другой персонаж: Шэлс
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Песня Земфиры: «Спасибо»

– Прощай, – сказал Лис. – Вот мой секрет, он очень прост: зорко одно лишь сердце. Самого главного глазами не увидишь.
– Самого главного глазами не увидишь, – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
– Твоя роза так дорога тебе потому, что ты отдавал ей всю душу.
– Потому что я отдавал ей всю душу… – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.
– Люди забыли эту истину, – сказал Лис, – но ты не забывай: ты навсегда в ответе за тех, кого приручил. Ты в ответе за свою розу.
– Я в ответе за мою розу… – повторил Маленький принц, чтобы лучше запомнить.

Антуан де Сент-Экзюпери, «Маленький принц»

– Шэлс, подай мне вон ту. Нет, не эту… Да, её. Возьми Скорпиуса за руку… И не своди с него глаз.

Витиеватая надпись ‘Dragon-fly 2008’ вспыхивает на солнце: маленькие золотые буквы переливаются всеми цветами радуги…

– Прекрасный выбор, Малфой. «Стрекоза» – отличная метла: у моего старшего точно такая же.

Дыхание вдруг перехватывает. Резко, до тошноты…

Он оборачивается, усмехается:
– Мерлин мой… Ка-ка-я встреча.
– Не называй меня Мерлином на людях.

Драко пожимает протянутую ему руку – ощущает её тепло сквозь свою перчатку…

Гарри кивает на Скорпиуса, с увлечением дёргающего Шэлса за уши:
– Твой?.. Сколько ему?
– Через три месяца будет два.
– Единственный?.. Я так и думал. А мы третьего ждём! Девочку хотим… А вот и мой младший, ему полтора… Ал, поздоровайся!

Вихрастый малыш выглядывает из-за спины Кричера: смотрит на Скорпиуса, хохочет заливисто – тот неуверенно улыбается в ответ.

– О! Monseigneur! Des yeux…ils sont absolument identiques!..*

Заткнув Шэлса взглядом, Драко бросает монеты на прилавок.

– Хозяин, Кричер отведёт маленького хозяина к “Fortescue & Sons”.
– Да… Да, конечно. Идите, я вас догоню. Я… я только куплю Альбусу метлу… – Гарри, чуть нахмурившись, переводит взгляд с одного мальчика на другого. – Как его зовут?
– Скорпиус Гиперион.
– Он так на тебя похож. Вот только глаза…
– Да. Мамины, – передав Шэлсу упакованную «Стрекозу», Драко берёт Скорпиуса на руки. – У тебя напрочь отсутствует фантазия, Поттер.
Гарри отводит глаза от младшего Малфоя:
– Что?.. О чём ты?
– Надеюсь, полное имя Сына-Того-Самого не «Альбус Персиваль Вульфрик Брайан…»
– Второе имя моего сына – Северус.
– Mon Deue… Бедняга Снейп наверняка перевернулся в гробу… «Северус»!.. А почему не «Сириус Ремус»? Или ты побоялся дать сыну имена сразу двух жалких неудачников? Впрочем, я прекрасно тебя понимаю… – Драко прижимает к себе всхлипывающего сына покрепче – тот прячет своё личико у него на груди.
– Закончил?.. Знаешь, люди не меняются. Зря тебе палочку вернули… Прощай, Малфой. Счастливого Рождества.

Драко, не отвечая, подходит ближе: всматривается в его глаза напряжённо, улыбаясь непослушными губами...

– Чокнутый, – Гарри поправляет очки; пожав плечами, отступает в сторону, уступая им дорогу.

Маленькое зеленоглазое чудо…
Он полюбил его сразу, как только увидел; как только ощутил обманчивую тяжесть маленького тела, взяв его на руки.
Драко так боялся потерять своё сокровище, что первое время не мог спать – сидел возле его кроватки часами. Он смотрел на нежное личико сына, на его сжатые даже во сне кулачки; слушал, как часто он дышит – и чувствовал, как исчезает его, такая уже привычная, боль.
Ему хотелось, чтобы его сын никогда не узнал о позорном прошлом своего отца, своего деда… и в то же время хотелось, чтобы Скорпиус знал о том, к какому древнему и знаменитому роду он принадлежит.

С появлением в его жизни сына внезапно начала проявлять себя жестокость, присущая Драко от рождения – но ему было безразлично, уважают ли его окружающие, или просто боятся: главное – чтобы всё было так, как хотелось ему.
У его сына должно было быть – и было – всё. Абсолютно.
О Скорпиусе заботились все: эльфы, няни, гувернёры…
Он проводил с сыном почти всё время. Баловал, конечно… Даже попросил Гойла к лету раздобыть для Скорпиуса запрещённого Законом о домашних магических животных пегасика – и это несмотря на то, что Драко до сих пор помнил имя своего собственного: Le Soleil… Когда ему было три года, пегас сбросил его с себя – Драко упал, сломал руку… Зазевавшегося грума, в отличие от животного, всё же успели спасти – Люциус в гневе был страшен.
После этого Драко летал только на метле.

Он разворачивает «Стрекозу» – сын с радостным визгом тут же пытается её оседлать.

– Нет, сынок! Maman нас отругает – летать будем в саду… Только пообедаем сначала, отдохнём… Спасибо, Шэлс. Можешь идти... Постой, а где миссис Малфой?
– Madame Малфой с madame Малфой, господин хозяин. На примерке, в ”Twilfitt & Tatting’s”, господин хозяин.
– Хорошо… Ладно, иди уже.

Усадив сына в высокий стульчик и придвинув его к накрытому столу, Драко садится рядом – опускает лицо в ладони…

Поттер выглядел таким счастливым сегодня…
Эта долгожданная встреча случилась так не вовремя… не хочется ни праздника, ни веселья – ни-че-го… Мерлин, ну за что, за что ему всё это…
Что ж – он и сам был счастлив. Почти…
Так зачем что-то менять? Возможно, когда придёт время Скорпиусу отправиться в Хогвартс, тогда… Драко просто не представлял свою жизнь в этом доме без сына: нет, только не оставаться наедине с женой. Лучше жить одному. Одному…

Иногда ему снилось лондонское небо – низкое, белое; острое ощущение полёта; острое ощущение одиночества… и – внезапно – горячие, нежные губы, целующие его так, что становилось нечем дышать и становилось всё равно – может ли он ещё контролировать свой полёт или упадёт сейчас, разбившись вдребезги.
Он просыпался, улыбаясь, и плакал…
Возможно, так и сходят с ума.

Он узнавал, конечно, и выяснил: стёртую память восстановить невозможно.

Да, Поттер его – без памяти – не любит.
А он любит это ничтожество, дементор побери, любит – просто до беспамятства...

– Шэлсу нужно поговорить с господином хозяином.

Вздрогнув, Драко убирает руки: чуть приподнимает брови.

– Mieux vaut tard que jamais**… Шэлс не может молчать.
– Что?.. Что ты там бормочешь, чудо ты моё эльфийское?
Домовик медленно, мучительно краснеет – краска заливает его лицо, шею:
– Madame Малфой видела господина хозяина и…и monsieur Гарри.
– Я же просил – не произносить это имя – никогда. Или мне нужно было взять с тебя обет мол… где она могла нас видеть? Что ты мелешь?
– У madame Малфой… есть воспоминания о вас monsieur Га… Того-Кого-Нельзя-Называть. Шэлс знает, где они спрятаны.
– Какие именно воспоминания? Что она видела?
– Всё, господин хозяин…
– Nique ta mère… – бросив взгляд на сына, Драко быстро подносит ко рту сжатый кулак. – Bon. Если ты знаешь, где она их спрятала – возьми и уничтожь.
– Уничтожить?!.. – Шэлс выпрямляется. – Но…
– Разговор окончен.
– Но тогда monseigneur никогда не сможет вернуть monsieur Га…
– Вон.
Эльф бросается опрометью к двери.
– Стой. Принеси их мне... я сделаю это сам.
– Слушаюсь, monseigneur...

Его отношения с Тори были ровными – прохладными.
Драко считал ревность проявлением одного из самых низменных чувств; ему казалось – он выше этого. Но он испытывал просто дикую ревность, наблюдая за тем, как Скорпиус играет со своей матерью… Впрочем, это бывало нечасто.
Сначала она много путешествовала, восстанавливая своё пошатнувшееся здоровье. А сейчас… Собственно, Драко вообще не интересовало то, чем или кем жила сейчас его жена.
Когда она обо всём догадалась, Драко решил, что всё кончено.
Он был уверен, что увидит родителей в последний раз, что он вот-вот потеряет их, как наверняка уже потерял Тори – разве она сможет простить его?..
Он решил всё рассказать – и, возможно, начать новую жизнь. Послать Мерлина к дементору, и просто – любить…

Первым ударом стало то, что его секрет был секретом Полишинеля.
Вторым – то, что Поттер бросил его. Оставил подыхать, не добив… почему бы не стереть заодно и ему память?.. Ну уж нет, убегать от самого себя – это ниже достоинства Малфоев… Как же он его ненавидел… Вечно строит из себя жертву – кому, кому нужна была эта жертва? Бывшей Уизли?.. Или Поттер просто устал бороться?.. А разве он пытался?

Третьей новостью, которую ему сообщила мать, была весть о том, что Тори ждёт ребёнка.

В разводе не было никакого смысла – Драко считал, что плохой магический мир лучше доброй ссоры.

И вот этот мир рухнул.
Он уже испытывал похожее чувство тогда, два с половиной года назад. Но того, что он видел в своих ночных кошмарах – шокированного отца, выгоняющего его из дома, убитую горем мать – всё то, что так мучило его, и ради чего он отказывался от своего счастья – ничего этого не было, да и быть не могло: он понял это, когда сам стал отцом. Когда понял, что сможет простить Скорпиусу всё, абсолютно всё, ведь когда любят – прощают.
Её он не сможет простить.
Как она могла… она – само Совершенство! – ну как она могла…

– Экскуро!.. Aussitôt dit, aussitôt fait… Положишь на место, – он протягивает эльфу опустевший флакон.
– Господин хозяин... А если madame Малфой обнаружит, что воспоминаний нет?..
– Тебя это не должно волновать, Шэлс, – ослабив узел, Драко развязывает галстук – эльф прижимает умоляюще серебряный футляр к груди. – Она никогда не смогла бы увидеть … это … без Омута. Я думаю, это ты тогда принёс его То… хозяйке. Ты заслуживаешь награды. Уверен, этот галстук тебе пойдёт. Он как раз под цвет твоих лживых глаз…
– Oh que non…
– Возьми его. Ну же! Бери. Хозяин дарит тебе его.
– Miséricorde!..
Скомканный бледно-золотой шёлк летит в залитое слезами лицо:
– Ты свободен, Шэлс.

Всё.
Уходя, Поттер стёр себе память, сжигая за собой мосты; не учёл только одного – женского любопытства... Что ж, воспоминаний больше нет – и нет дороги назад.
Будь счастлив, Поттер. И будь ты проклят...

В пять часов зимой уже совсем темно… нет: никакого чая – ему нужно выпить. Любимое золотое Château-Fuissé. Подогретое…

«… ночь лучше дня… только ночью я мог произносить его имя… только ночью я мог видеть его глаза – я мог смотреть в них – и он смотрел на меня так спокойно, так нежно…»

Драко засунул руки в карманы, качнулся с пятки на носок и обратно, окинул рассеянным взглядом гостиную: всё на своих местах, как он любит; свечи уже зажжены; кресло придвинуто поближе к камину, в котором горят, уютно потрескивая, мириандровые дрова, наполняя комнату тонким горьким ароматом…

«…только ночью я мог шептать о своей ненужной любви; я мог говорить ему всё то, о чём молчу… я знаю, что он будет счастлив и без меня… но я должен быть в этом уверен, понимаешь?.. должен…»

Вздохнул коротко.

«…он не узнает обо мне – уже никогда… мы так устроены – и я не исключение…ты ведь знаешь – нам нельзя пить… и нам нельзя влюбляться… »

Позвал:
– Шэлс.

«… в своих хозяев… мы слишком уязвимы… наше сердце так беззащитно… но я не боюсь смерти – я боюсь оставить его без себя… я знаю: он будет…»

– Шэээлсиик! Давай возвращайся, где ты есть… Хозяин больше не сердится.

«…счастлив только с ним… я прошу тебя… ты должен помочь им… когда придёт время… когда придёт время – …»

– …помоги ему вспомнить…
– Шэлс? – Драко опустился на колени, склонился над тельцем эльфа, вытянувшимся на ковре. – Шэлс...

За песни и за то, что я не сплю – спасибо. За меня и за мою семью – спасибо.
За эти слёзы, чистые, как снег – спасибо. За миллиарды человек – спасибо.
Этот голос улетает в небо… в небо…
Сегодня был неважный день: завтра будет хороший.
Спасибо...

*О! Господин! Глаза… они точно такие же!..
** Лучше поздно, чем никогда.
“Nique ta mère…” (грубо): твою мать…
“Aussitôt dit, aussitôt fait”: Сказано – сделано.
“Oh que non… Miséricorde!....”: О, нет… Пощадите!..

Restless Person
Автор обещала быстро проду выкладывать. Так что ждать нам осталось возможно не очень много.
Кстати как у тебя подпись переводится?

Restless Person
Группу-то я знаю. И то, что ихнее. А так же то, что это на японском.
Мне б перевод, а то моих знаний японского не хватает(ми только учится).
Жаль, очень жаль...

Глава 11. Не бойтесь жить

В этой главе:
Другой персонаж: Мэтью
Пейринг: Гарри Поттер/Драко Малфой
Тип: слэш
Рейтинг: PG-13
Песня Земфиры: «Дыши»

Я твоё повторяю имя
По ночам во тьме молчаливой,
Когда собираются звёзды к лунному водопою
И смутные листья дремлют, свесившись над тропою.
И кажусь я себе в эту пору
Пустотою из звуков и боли
Обезумевшими часами,
Что о прошлом поют поневоле.
Я твоё повторяю имя
Этой ночью во тьме молчаливой,
И звучит оно так отдалённо, как ещё никогда не звучало –
Это имя дальше, чем звёзды, и печальней, чем дождь усталый.
Полюблю ли тебя я снова, как любить я умел когда-то?
Разве сердце моё виновато?
И какою любовь моя станет, когда белый туман растает?
Будет тихой и светлой?
Не знаю.
Если б мог по луне гадать я, как ромашку, её обрывая!

Ф. Г. Лорка

Открыв дверь, Драко остановился.
Стянул с пальца кольцо – положил его на столик поверх письма.

В доме по-прежнему стояла тишина. Часы в гостиной пробили девять раз.

Перехватив ручку чемодана удобнее, повернулся и шагнул через порог.

– Здравствуй.

Драко поставил чемодан.
Засунул руки в карманы и прислонился спиной к захлопнувшейся двери.

– Я арестован?

Он опустил руку.

– Что?..
– Аврорат теперь работает без сна, отдыха и выходных?
– Я не на работе. Просто не успел переодеться… Ты торопишься?
– Да.
– Я на машине. Садись, подброшу.
– У меня такси заказано.
– Я его отпустил.
– Ты случайно не пьян?
– Нет. Я не пью.
– Вид у тебя… соответствующий.
– Бессонница.
– Понимаю. Враг не дремлет… Сидели всю ночь с рыжим в засаде?
– Угадал.

Он уложил чемодан в багажник.
Уселся за руль, посмотрел вопросительно.
Улыбнулся.

Драко пожал плечами.
Сел рядом, хлопнул дверцей.

– Пристегнись.
– На дорогу смотри.
– Там за оградой толпа репортёров. Я их… оглушил слегка.
– Спасибо. Они меня достали уже… Неплохая машина. Какого года?
– Этого.
– Надеюсь, твой тесть ещё не пытался её усовершенствовать?
– Пытался, но не эту. Ту машину я ему подарил.
– Не гони.
– Ты опаздываешь.
– Небеса могут подождать. Смотри на дорогу, ради Мерлина… Я имею в виду – мне пока не надоело жить.
– Везёт.
– Надеюсь, ты не собираешься сейчас изливать мне свою суровую аврорскую душу – одинокую и никем не понятую?
– Не надейся. Почему я избавился от этого?
– От чего – от этого? О чём ты?..

Он притормозил, вывернул руль; машина остановилась недалеко от шоссе, примяв высокую траву.

Достал из кармана пачку, зажал зубами сигарету – Драко вынул её, вставил обратно другим концом.

– Спасибо.
– Травись на здоровье.

Он зачиркал спичками, выругался; прикурив, затянулся несколько раз подряд… Перехватил его взгляд: опустил стёкла.
Отстегнув ремень, достал из ящика для перчаток маленький серебристый сосуд.
Протянул.

Драко повертел его в руках. Открыл.
Присвистнул.
– Это то, о чём я думаю?
– Да. Мои воспоминания.
– Смотрел?

Он кивнул.

– Понравилось?

Он не ответил, отвернулся; затянувшись, выпустил дым в окно.

– Как они к тебе попали?
– Кричер принёс. Вчера. В твоём платке.
– В чём?.. Какой ещё платок?
– Шейный. Шёлковый. Золотистый такой, – он затушил окурок, отправил его в траву.

Драко рассмеялся.
Оборвав смех, закрыл глаза, прижался затылком к подголовнику.

– Шэлс...
– Отчего он умер?
– Да всё от того же… Это не твоё дело. Это всё не твоё дело…
– А чьё?
– Ты хотел избавиться от этого, – Драко открыл глаза, посмотрел на него. – Забыть меня, понимаешь? Хотел. И ты сделал это – сам... Уничтожь их, вот тебе мой совет.

Вставив флакон в футляр, бросил его на заднее сиденье.

– Уничтожить.
– Да. Поехали уже. Меня ждут.
– Кто?
– Не твоё дело.
– Да что ты заладил одно и то же!
– Ты начинаешь надоедать, Поттер. Или едем, или я аппарирую н-на хрен отсюда – пришлёшь мои вещи в Поместье аврорской почтой.

Отстегнув ремень, Драко распахнул пальто, рванул галстук.
Уставился в окно.

– Мириандр... – голос дрогнул, затерялся в резком, непрекращающемся звуке сигнала клаксона.
Драко повернулся: он лежал, уткнувшись лицом в руки, соскальзывающие с рулевого колеса.
– Merde…

Обняв за плечи, Драко откинул его на спинку сиденья.
Расстегнул тугой форменный воротник его мантии.
Снял уцелевшие очки – убрал в карман.

– Гарри! Дыши, Мерлина ради… – хлопнул его по щеке ладонью. – Гарри! Ты меня слышишь? Да что с тобой такое…

Губы дрогнули, приоткрылись.

– Что? Гарри, что мне сделать?
– Шоколад.
– Шоколад?..
– В бардачке. Достань…

Нашарив плитку, Драко развернул её, отломил кусочек – вложил осторожно ему в рот.

– Спасибо, – Гарри открыл глаза. – Сейчас всё пройдёт. Извини.
– Что с тобой?
– Ничего.
– И как часто с тобой происходит это «ничего»?
– Нечасто.
– Ты меня убить мог… Как таким вообще за руль садиться разрешают… У тебя что – аллергия?
– Нет… На что?
– Ты же сказал: мириандр. В моих духах есть аромат цветов этого дерева.
– Да?.. А тебе он нравится? Аромат?
– Не знаю, – он пожал плечами. – Духи как духи. Я ими всю жизнь пользуюсь... Они называются… чего ты улыбаешься?
– Да так… Ты бывал в Этрете?
– Да. Почему ты спросил?
– Там так красиво.
– Да. Не знал, что ты там был… Ещё?

Он откусил от протянутой плитки.
Снова закрыл глаза.

– Плохо?..
– Нет. Хорошо… – он медленно провёл языком по губам. – Шоколад всегда помогает.
– Да?.. Надо же. Терпеть его не могу...
– У меня все знакомые носят с собой плитку… На всякий случай. Вдруг я рядом окажусь… В обморок брякнусь, – он замолчал.

Драко опустил сиденье ниже – Гарри не пошевелился, лежал неподвижно, словно заснул.
Убрал волосы с его лба, покрытого лёгкой испариной.
Достал платок, палочку:
– Агуаменти минима.

Натолкнулся на его взгляд.
Замер.

Гарри потянул за край влажную ткань.
Приложил платок к своему лбу, улыбнулся:
– Ты сейчас себе губу прокусишь. Не переживай, я в порядке.

Драко откинулся на сиденье, выдохнул. Убрал палочку. Пригладил волосы.

Сложив платок, Гарри засунул его во внутренний карман мантии.
Спросил спокойно:
– Почему ты решил развестись?
– Это не…
– …моё дело, я уже понял. Но всё же?
– А почему ты женился? Ты никогда не говорил мне.
– Сам не знаю.

Он помолчал. Улыбнулся снова.

– А знаешь… В день моего восемнадцатилетия я аппарировал к твоему дому. Стоял под окнами. Не знаю, зачем... Если я приходил к тебе, то почему не зашёл? И в ту ночь я…В общем, через месяц я женился. Странно, да?
– Ты стоял под окнами?..
– Да. Пока свет в окне не погас. В твоей комнате, если я правильно… помню. Часы как раз пробили полночь. Наверное, ты лёг спать.
– Нет… Я видел тебя. Я думал, мне показалось… Я не спал.
– Да?
– Да. Я не засыпаю без света, когда сплю один. О-о… Га-арри. Да ты никак покраснел…
– Вот ещё… Так значит, ты меня видел?
– Да. Я…
– Что?
– В ту ночь я… – Драко усмехнулся. – Знал бы ты, что я хотел тебе подарить. Романтик недоделанный…
– Что же?
– Какая теперь разница.
– Тебе смешно.
– Что ж мне – плакать, что ли? Это было тысячу лет назад.
– Да. Было…
– Держи, – Драко протянул ему очки. – Поехали. Я поведу.

Гарри прищурился, всматриваясь в таблицу с расписанием вылетов.

– Какой у тебя рейс?
– Спецрейс. Я арендовал частный самолёт. Вылет через полчаса.
– Пойдём, выпьем чего-нибудь?
– Пойдём.
– А куда ты летишь?
– В Прагу.
– У тебя там кто?
– У меня там друг. Один двойной кофе, пожалуйста. Без сахара. Спасибо…
– Мне то же самое.
– Это тебе. И шоколад, будьте добры...
– А ты что будешь?
– Ничего.

Они сели за один из маленьких столиков.
– Надолго летишь?
– Надолго.
– И… насколько этот друг близкий?
– Мы учились вместе.
– Слизеринец, конечно.
– Маггл.
– Ну ты даёшь… Смотри, доберётся до тебя Скитер.
– Плевать я на неё хотел... Читал твою биографию в «ЖЗА». Впечатляет.
– Хорош издеваться. А ты? Чем ты занимаешься по жизни?
– Живу. Сына воспитываю.
– Скорпиус – просто вылитый ты.
– Твой Альбус тоже на тебя похож.
– Интересно, как они там?
– Да что с ними сделается… Так же, как все.
– Ал так боялся, что попадёт в Слизерин.
– Яблоко от яблони недалеко падает… Здесь нельзя курить.
– Чёрт…
– Бросил бы ты уже.
– Да ладно тебе.

Гарри затушил сигарету, посмотрел на часы.

Поднял на него глаза.

– Что мы делаем... Мы же… не можем так расстаться?
– Можем.
– Но то, что было…
– Мало ли… Было – и прошло. Оставь прошлое в прошлом.
– Оставить?..
– Не стоит искать вчерашний день… Жить нужно сегодня. Сейчас.
– Это… это не жизнь. Существование. Я не живу, понимаешь?
– С чего ты решил, что я кинусь вкладывать в твою жизнь смысл? Сходи к психоаналитику.
– Ты смысл моей жизни.
– Да с чего ты это взял?
– Я… Мы… любили друг друга. Я знаю.
– Этой любви давно уже нет. Если она была вообще... Да и не это главное в жизни.
– А что?
– У тебя семья. И вообще, ты у нас – герой! Чего тебе ещё?
– Я не могу перестать думать о... нас. Как мне теперь жить с этим?..
– Как раньше.
– Я не смогу.
– Сможешь. Я – смог когда-то. Всё к лучшему, поверь, – он встал. Взял пальто, перекинул через руку.
– Ты ненавидишь меня? – Гарри тоже поднялся. Сжал руками спинку стула.
– Нет. Ну что ты… Я не ненавижу тебя. Я желаю тебе счастья. Правда. Но я не собираюсь делать тебя счастливым, извини. У меня своя жизнь. И в ней тебе места нет. А то, что было… лучше бы ничего этого не было.
– Прости меня.
– Я не виню тебя. Просто мы были молоды…
– Мы и сейчас молоды. У нас вся жизнь впереди.
– Вот и прекрасно. Живи и будь счастлив. Мне пора.
– Нет. Подожди.
– Я уже ждал тебя. С меня довольно… Отпусти.
– Не улетай, Драко, – Гарри отпустил его руку, улыбнулся. – Не оставляй меня. Я прошу тебя.
– Ты возненавидишь меня потом за свои слова... Живи спокойно. Забудь об этом.
– Нет. Я не смогу.

Он усмехнулся. Покачал головой.

– Прощай, Гарри.

Ушёл, не оглядываясь.

Самолёт набирал высоту.

Стюард заглянул в салон к единственному пассажиру – он сидел, опустив лицо в ладони, раскачиваясь взад и вперёд.

– Сэр. Вам плохо, сэр?

Он выпрямился. Вытер глаза.

– Как ваше имя?
– Мэтью, сэр.
– Вы даже не представляете, как мне хорошо, Мэтью.
– О. Я рад, сэр. Могу я что-нибудь вам предложить?
– Нет, спасибо.

Он отвернулся к иллюминатору.
Смотрел, улыбаясь – туда, где сияло солнце.

Где расстилалось бесконечное, вечное небо…

– Мэтью!
– Да, сэр.
– У вас есть шоколад?

Ты говоришь, что страшно – я смеюсь:
Есть у меня один секрет.
Ты говоришь, что любишь – я боюсь,
И так уже много тысяч лет.
Я говорю об этом – ты молчишь,
И не пытаешься понять.
Я пропадаю где-то – ты не спишь:
Твой аналитик просто ….. .
И не держи! Мне известны все твои уловки:
Я только злюсь.
Дыши.
Ненавижу эти остановки.
Я…
Я всё равно вернусь.

Конец