СЛУЧАЙНЫЙ ПОПУТЧИК
Пролог
Осень, терпкая и сухая. Руки не мерзнут и без перчаток, но Шульдих все равно предпочитает таскать их с собой. Привычка.
Уже вторую неделю погода солнечная, сонные карпы стоят почти неподвижно, и Шульдих подолгу сидит на скамейке возле пруда, смотрит на воду, на неповоротливых рыбин. А еще – на детишек с мамашами, на офисных клерков, на студентов, на торговцев автомобилями, на старушек с палочками… Он не читает их. Не видит смысла.
Кроме того, ему не интересно.
Если бы кто-то, кому Шульдих пожелал бы ответить, спросил – почему он выбрал именно Берлин, то Шульдих сказал бы, что ничего не выбирал. Берлин был всего лишь одной из альтернатив. Но, в сущности, все они сводились к одному: место, где можно бросить якорь. Возможно, Шульдих также сказал бы этому загадочному кому-то, что он очень устал мотаться по городам в поисках неизвестно чего или кого.
Впрочем, вряд ли подобный «кто-то» на самом деле существует.
Наги… Наги остался в Японии, и, честно говоря, Шульдиха это не слишком беспокоит. Они с Наоэ никогда не были особенно близки. Что касается Кроуфорда, то после нескольких лет Шульдих, пожалуй, готов признать, что дальнейшие поиски не имеют смысла. Либо американец не хочет быть найденным, либо искать на самом деле некого.
Даже воображаемому конфиденту Шульдих не признался бы, что он об этом думает. Потому что он не думает об этом. По крайней мере, старается.
Никаких романтических историй, боже упаси. Никакой неразделенной страсти или тайного обожания. Все гораздо проще и банальнее.
Шульдиха достало безделье. Он больше не Шварц, не боевик Эсцет, не наемный убийца. Он – безработный телепат, с некоторой – немалой – суммой в банке и чертовой уймой свободного времени. Когда-то Шульдих сетовал, что ему не хватает времени на себя. Теперь он не знает, что делать с бесчисленными ничем не заполненными днями.
Временами он думает, что Кроуфорд придумал бы, чем им заняться. Хотя бы потому, что раньше Кроуфорд успешно справлялся с этой задачей.
Нет, Шульдих не признался бы ни самому себе, ни воображаемому собеседнику, что он скучает. Он слишком высоко себя ценит для этого.
Но поздней ночью, засыпая, Шульдих иногда думает, что ему не хватает в жизни чего-то, к чему он незаметно для себя слишком привык.
Риска. Азарта. Победы. Одобрительного взгляда поверх очков.
Шульдих бормочет ругательства, зашвыривает подушку куда-то в сторону журнального столика, накрывается одеялом с головой и пытается уснуть.
На календаре сентябрь 2005 года.
1
В десять утра Курфюрстендамм уже заполнена туристами. Шульдих плевать на них хотел, они его даже не раздражают. В местном кафе варят кофе, который ему нравится. В последнее время ему сложно угодить.
Шульдих садится лицом к окну и смотрит на улицу. Ничего нового. Кудамм бурлит и пенится, несет потоки туристов, то здесь, то там выбрасывая их на берег возле шоппинг-моллов и бутиков. Гул голосов не может полностью отсечь даже закрытая дверь, зато мысленный шум Шульдих блокирует намертво.
Кофе в меру горячий – не кипяток, именно то, что нужно. Тосты отлично прожарены. День обещает быть солнечным. Газеты предсказывают падение цен на бензин и укрепление позиций социал-демократов в парламенте. Из динамика над стойкой льются едва слышные звуки музыки, что-то из легкой классики. Прямо напротив окна Кудо Йоджи, улыбаясь и активно жестикулируя, разговаривает с симпатичной молодой женщиной.
Шульдих роняет тост в кофе. Профессионал вроде него не может позволить себе роскошь не верить своим глазам.
Он читает Кудо… ах, нет, Ито Рё. Усмехается, вытаскивает тост из чашки, кладет на салфетку.
Читает женщину. Усмехается снова – его забавляют совпадения, тем более такие трогательные. Аска, ну надо же.
Аска учится на врача, весьма успешно. Приехала, чтобы представлять свою клинику на медицинском симпозиуме. Муж ее сопровождает.
Шульдих думает, что мир сошел с ума – наблюдая, как бывший убийца и охотник света обнимает жену и тычет пальцем в витрину магазина напротив. Бойтесь данайцев, думает Шульдих, ухмыляется, вытирает рот салфеткой. Кто бы мог подумать, что потеря памяти – это так забавно; если наблюдать со стороны, разумеется.
Наконец, чета Ито продолжает путь, пропадает из поля его зрения, и Шульдих неожиданно чувствует смятение и раздражение. Не дав себе труда разобраться в причинах и следствиях, он швыряет на столик купюру и спешно покидает кафе.
«Просто любопытство», – бормочет он, следуя за парой вверх по улице. Руки в карманах длинного плаща, темные очки на глазах, рыжие волосы разметались по спине. «Мне все равно нечего делать», – думает Шульдих, входя в Европа-центр, поднимаясь вслед за Рё по ступенькам. Шульдих не готов признаться себе, что появление Рё – единственное событие за последние несколько месяцев, которое на самом деле пробудило в нем интерес.
Аска тянет мужа в магазин косметики. Рё смеется, говорит, что этот цвет помады ей не идет, зато вот этот вполне может быть…
Шульдих стоит, вперив взгляд в витрину с тональными кремами, и чувствует себя полным идиотом.
Рё оставляет жену на попечение профессионально радушной девушки-консультанта, выходит из магазина. Шульдих следует за ним. В «World of music» Рё поднимает взгляд от стойки с компактами, и встречается глазами с рыжеволосым молодым человеком в ярко-голубом свитере и длинном светлом плаще. Рё кажется, что лицо молодого человека ему смутно знакомо.
А Шульдих, не совсем понимая, зачем он это делает, загружает в голову Рё название своей гостиницы, адрес и вымышленное имя, под которым он зарегистрирован в списке постояльцев. И еще внушает, что стоит зайти в гости. Например, сегодня днем, когда Аска будет на семинаре. Рё улыбается и возвращается к выбору дисков.
«Какого черта??! – думает Шульдих, покидая Европа-центр. – Зачем это было нужно?!»
Руки в карманах, быстрый шаг, плащ расстегнут и развевается за спиной. Шульдих взбешен своим собственным поведением, взъерошен и полон сил.
Шульдих все еще не готов признаться, что случайная встреча заставила его снова почувствовать себя живым.
Еще часа два он гуляет по городу. По привычке заворачивает в Шлосспарк, направляется к любимой скамейке – но сегодня карпы бесят своей медлительностью, в Шульдихе бурлит энергия, требует выхода. Некоторое время он развлекается тем, что заставляет рыб выстраиваться в геометрические фигуры, но это настолько просто, что раздражает еще больше. Шульдих засовывает руки в карманы и идет прочь.
Он возвращается в отель, заказывает еду в номер, и с аппетитом обедает. Пиво почему-то кажется отвратительным на вкус, он снова набирает номер обслуги и заказывает чай. К чаю приносят сдобные булочки, и он незаметно для себя съедает три.
Постепенно он успокаивается. Придумывает для себя несколько разумных причин. В конце концов, почему бы не позволить себе маленькое развлечение? Нет ни одной причины, чтобы не позволить.
Разумеется, это не ответ. Но Шульдих делает вид, что сам себе верит.
Когда примерно в три ему звонит портье, а еще через несколько минут в дверь номера вежливо стучат, Шульдих совершенно спокоен.
Он улыбается вошедшему, делает приглашающий жест, и говорит:
– Привет, Кудо.
И касается чужого сознания.
А затем наблюдает, как вежливая улыбка гостя медленно превращается в гримасу.
Здание пылает, опоры рушатся, потолки проваливаются, расшвыривая бетонную крошку. Шульдих уворачивается, прижимается к стенам, перепрыгивает
через провалы. Наги помог ему, Наги помог Кроуфорду, мальчик действительно оказался очень и очень силен, следует отдать ему должное. Шульдих
готов отдавать должное кому угодно и в любых количествах, как только выберется из этого ада.
А потом, в один миг – ментальная связь с Кроуфордом обрывается.
Шульдих прекрасно проинструктирован, ему не нужны указания оракула, чтобы выбраться. Однако его беспокоит молчание Кроуфорда. Разумеется, на то
могут быть причины. Кроуфорд может быть слишком занят. Кроуфорд может в этот момент разбираться с Бергером.
… И черт – с таким же успехом Кроуфорд может валяться где-нибудь в подвалах Мейфу с проломленным черепом.
Шульдих чувствует панику. Он понятия не имеет, где искать Кроуфорда. Более того – у него есть четкие инструкции этого не делать.
Шульдих напоминает себе, что Кроуфорд – оракул, и он, разумеется, предвидел все происходящее. Подсознание вопит, что никакое предвидение не спасает
от сотрясения мозга и перелома позвоночника.
Но Кроуфорд распорядился – сразу же после ликвидации команды Бергера немедленно покинуть дворец. Вероятно, он предвидел эту ситуацию. В любом
случае – Шульдих все равно не знает, где его искать.
Когда до пролома в стене, через который Шульдих планирует выбраться наружу, остается несколько метров, из темного коридора прямо на него
падает тяжелое, скользкое от крови тело. Шульдих отпрыгивает в сторону и чуть не падает, зацепившись за арматуру.
Человек держится за стену, чтобы не упасть. Поднимает глаза на Шульдиха.
«Черт, Кудо, – думает Шульдих. – Откуда у тебя это идиотское везение?»
Шульдих знает по крайней мере одного человека, которому подобное везение не помешало бы прямо сейчас.
– Ты… – хрипит Кудо. Кашляет, сползает по стене. Кажется, у него сломана нога.
– Я, – говорит Шульдих, и усмехается. – Но это неважно.
Он ненавидит убивать. Умеет, и убивает. Но только тогда, когда в этом есть необходимость.
Сейчас необходимость безусловно есть. Четкая инструкция от Кроуфорда: покидая здание, удостовериться, что все, кто видел уход Шварц – мертвы.
Потому что иначе придется снова жить на колесах, менять паспорта и гражданства, держать пистолет под подушкой и всегда ждать нападения из-за
угла. После маяка они замели следы не слишком удачно. Эта ошибка не должна повториться. Для всего мира Шварц должны стать покойниками.
А значит, никто не должен знать, что Шульдих выбрался. Тем более этот чертов Вайсс.
Пистолет остался в комнате наверху, рядом с трупом Гейзера. Ствол оплавился в огне.
Шульдих прекрасно умеет убивать голыми руками. Шульдих ненавидит убивать.
Времени на раздумья нет.
Кудо Йоджи поднимает голову и пытается сфокусировать взгляд на лице Шульдиха, которое напоминает маску из-за покрывшей его грязи, сажи и
штукатурки. Никто не должен знать.
Шульдих подходит ближе.
Никто и не узнает.
Шульдих приседает на корточки перед Йоджи и кладет руку ему на лоб. Тактильный контакт необязателен, просто Шульдих и сам не очень твердо стоит
на ногах.
Шульдих не стирает воспоминания – просто закупоривает их, как джина в кувшине. Затыкает пробкой, заливает воском. Финальный штрих – отключить сознание. Тело Йоджи оседает на пол. Шульдих выпрямляется. Чистая работа. Профессиональная.
Кроуфорд все еще молчит. Шульдих думает, что тот, возможно, уже выбрался, и ждет в условленном месте.
Шульдих старается не думать ни о чем другом.
Он перешагивает через тело Йоджи и направляется к пролому.
2
Глаза, которые минуту назад принадлежали Ито Рё, темнеют.
– Ты… – бормочет Кудо Йоджи, группируется, отходит на шаг к двери, выбирает удобную позицию, пытается нащупать на руке отсутствующие часы.
Шульдих скалится. Он чувствует себя превосходно – несмотря на легкое чувство дежавю.
– Я.
Впрочем, на этот раз нога у Кудо не сломана, и он, кажется, в неплохой форме.
Шульдих читает его. В голове у бывшего охотника света царит полный бардак, вспышки красного и оранжевого, «опасность», «враг», непонимание, попытки разобраться в происходящем, разложить по полочкам, понять, где, кто, зачем…
Шульдих не мешает. Он с любопытством наблюдает за смятением, которое Кудо пытается замаскировать показной «боевой готовностью». Шульдиху интересно, чем это закончится.
– Какого черта здесь происходит? – спрашивает Кудо.
– Встреча старых друзей, – говорит Шульдих, присаживаясь на подлокотник кресла. – Ты не рад меня видеть?
– Пошел ты!
Он растерян, дезориентирован, и пытается понять, почему рыжая немецкая скотина нагло скалится ему в лицо.
– И не подумаю, – отвечает Шульдих. Поднимается, подходит ближе. Кудо, конечно, даже без своих часиков представляет опасность, но не для него. – Это мой собственный номер, я за него плачу, это ты зачем-то приперся ко мне, так что уж будь любезен, веди себя, как подобает гостю.
Внезапно Кудо успокаивается. Смотрит прямо Шульдиху в глаза. И говорит:
– Нет. Я не сам приперся.
А на самом деле он пришел в себя. Восстановил цепочку событий. Кудо думает о том, что случилось, когда они виделись в последний раз. Он хочет, чтобы Шульдих подошел поближе. Хочет вмазать ему по морде.
Шульдих улыбается.
– Да ну? Феи притащили? – говорит он. Останавливается напротив Йоджи, так, чтобы между ними был столик с чайными чашками и булочками.
Кудо думает о многих вещах одновременно. Но вслух говорит только одно:
– Я видел, как ты ушел оттуда. Из Мейфу. Ты вырубил меня…
– … и лишил тебя памяти, – заканчивает Шульдих. Пожимает плечами, делает невинное лицо. – Зато ведь не убил, правда? Хотя мог.
– Сука, – говорит Йоджи, и начинает медленно приближаться.
– Еще какая. – Шульдих скалится, слегка кланяется, прижав руку к груди. Он ни на секунду не выпускает Кудо из виду. – Ты был в таком состоянии, что тебя, конечно, стоило убить. Это было бы проявлением милосердия. Но черт! – Шульдих театрально закатывает глаза. – Я ведь Тварь тьмы. Откуда во мне милосердие?
– Убью, – говорит Йоджи, огибая столик. Это не угроза, просто констатация факта. Движения плавные, по-кошачьи мягкие, обманчиво-медленные; Ито Рё не умеет так ходить, ему незачем.
– Не выйдет. – Шульдих снова пожимает плечами. – Не вышло раньше, не выйдет сейчас. Я, конечно, понимаю: благородное негодование, и все такое. Но ты же не совсем тупой, Кудо? Тебе со мной не справиться.
Йоджи останавливается, на лице появляется ухмылка.
– Ну, стоит хотя бы попытаться, не так ли? – говорит он.
– Валяй. – Шульдих делает приглашающий жест, и в следующий миг чайный столик, опрокинутый пинком ноги, летит на пол, звеня разбитыми чашками. Кудо прыгает, приземляется там, где секунду назад стоял телепат, разворачивается на каблуках, и попадает в захват.
Йоджи хрипит, пытаясь отодрать руки Шульдиха от своей шеи.
– Забавно, – пыхтит Шульдих. Ненависть придала Йоджи силы: удерживать его не так-то легко. – В нашу прошлую встречу я занимался подобными вещами… правда, не с тобой.
Он разжимает руки и отпрыгивает в сторону. Кудо делает нетвердый шаг назад, опускается на диван.
– Я тебя достану, – обещает он, потирая шею.
– Ага, конечно, – говорит Шульдих. – Чай будешь?
– Да пошел ты!
– Повторяешься. – Шульдих качает головой. – Ну, в любом случае, ты перебил все чашки, так что с чаем нифига не выйдет.
– Зачем ты меня сюда притащил? – спрашивает Кудо.
– Я? – Шульдих пинает носком туфли фарфоровые осколки, усмехается.
– Ты. Я помню, я видел тебя в музыкальном магазине. Ты сказал мне прийти сюда.
– Ну прям так и сказал, – ухмыляется Шульдих.
Кудо не позволяет себя сбить.
– Ты притащил меня сюда, вернул мне память. Какого черта тебе от меня нужно?
Шульдих думает, что чертов Вайсс как-то слишком быстро добрался до самого важного вопроса. Того самого, на который у самого Шульдиха внятного ответа нет.
– А просто так. – Шульдих пожимает плечами. – Посмотреть, как ты будешь себя вести.
– Посмотрел, – говорит Йоджи. – Что дальше? Я тебе больше не нужен? – Он приподнимает бровь. – Могу идти?
Кудо встает и идет к двери. И Шульдих снова, как и утром, чувствует беспричинное раздражение.
– Не советую, – говорит он. Йоджи останавливается на полпути. – Если выйдешь – поставлю блок. Опять.
– Блядь, Шульдих, какого хера! – Кудо пинает многострадальный столик. – Чего тебе от меня надо, мудак?
И Шульдих неожиданно для себя орет в ответ:
– Да нихера мне не надо! Просто задолбался среди этих немецких придурков, каждый день карпов этих ёбаных кормить, кофе этот блядский хлебать и смотреть тупые новости! Заебался – понял? Мне, блядь, скучно, я на стены лезу от скуки! Что ты ржешь, Ficksack?
Кудо валится на ближайшее кресло.
– Черт, Шульдих, ты же сам «немецкий придурок», какого хера ты жалуешься?
– Я австриец, – говорит Шульдих неожиданно серьезно, и Кудо сгибается в новом приступе хохота. Через секунду до Шульдиха доходит, и он тоже начинает ржать.
… Потом они пьют пиво. Как бы по отдельности друг от друга, как бы заключив временное перемирие, пока не ясно, что делать дальше.
Шульдих читает Кудо. Тот думает про Айю и остальных. Про Аску… про обеих. Думает о том, что ему теперь делать.
– Не парься, – говорит Шульдих, отхлебывая из своей банки. – Все равно ты можешь быть Кудо Йоджи только в этой комнате. Выйдешь за порог – снова станешь Ито Рё.
Шульдих ловит ледяной взгляд и как бы в противовес – сгусток раскаленной ненависти в мыслях.
– Scheisse, Кудо, неужели ты не понимаешь, что так тебе даже проще? Ты что этой своей Аске скажешь? Что ты – херов Вайсс, белый, мать его, охотник?
– Не твое дело.
– Ага. Все вокруг – не мое дело, я в курсе. – Шульдих сминает пустую банку в руке и тянется за новой. – А я вообще люблю совать нос в чужие дела.
– Ну, ясно, – тянет Кудо. – Своих-то не осталось.
– Один-ноль, сученок, – скалится Шульдих, и бросает Кудо банку Warsteiner. Реакция у того по-прежнему отменная.
– И что ты предлагаешь делать? – Йоджи откупоривает банку, откидывается на спинку дивана и вытягивает длинные ноги на стол. – Сидеть тут до скончания века? Ты меня не прокормишь.
На самом деле Йоджи думает о том, что Аска освободится через полчаса, и сразу же после семинара позвонит ему.
– Не прокормлю – сдохнешь с голоду. – Шульдих пожимает плечами. – Кроме того, я ведь тебя не держу. Дверь вооон там. – Он машет банкой. – Пока-пока, Ито Рё.
Кудо думает: «Один-один, сука», но вслух не говорит.
– На самом деле, – говорит Шульдих, – есть еще вариант. Хочешь – можешь идти. Я поставлю блок, и на старые воспоминания, и на то, что происходило здесь. Плюс, приятное бесплатное дополнение: ты захочешь сюда вернуться. Даже будучи Ито Рё, будешь помнить, что хотел сюда прийти. Вернешься – сниму блок опять.
Кудо сжимает банку в руке и пиво заливает диванную обивку.
– Сукин сын, – говорит он очень тихо и внятно. – Мудак гребаный. Я тебе блядь что, собачка на поводке?
Шульдих ставит банку на стол, встает и подходит к Йоджи вплотную. Поза у того расслабленная только внешне, Шульдиху даже не надо его читать, чтобы почувствовать зверя, готового к прыжку.
Азарт. Риск. Игра. Шульдих кусает губы, пытаясь спрятать довольную усмешку.
– Да хоть бы и так, – говорит он. – Дорогой мой, а разве у тебя есть выбор?
…И снова – отпрыгивает, уклоняется, перекатывается, роняет стул. Позволяет Кудо схватить себя, повалить на ковер. Глаза у того дикие и огромные, Шульдих читает его… и начинает хохотать. От неожиданности Кудо отпускает воротник его рубашки, и Шульдих легко сбрасывает Йоджи с себя.
– Кудо! – хохочет Шульдих. – Черт, да ты балдеешь от этого, придурок! Мордобой, кровища, все такое. Хренов извращенец. Соскучился по хорошей драке, да?
Кудо группируется, и снова бросается на него – из неудобной позиции. Шульдих перебрасывает его через себя, садится на него верхом; Кудо ругается и сплевывает кровь из разбитой губы. Шульдих прижимает его к полу.
– Ты читал «Бойцовский клуб» Паланика? – спрашивает он. Кудо смотрит на него с ненавистью. – Там один тип очень на тебя похож. Тоже был не дурак подраться. Что ты думаешь по этому поводу? Блядь!
Шульдих слишком поздно решает проверить, что Кудо думает по этому поводу – и едва успевает закрыться, когда Йоджи от души двигает ему коленом и отшвыривает телепата в сторону.
Еще минут пять они сосредоточенно вбивают друг друга в пол и другие твердые поверхности. Затем раздается телефонный звонок. Шульдих, не спуская глаз с Йоджи, подползает к телефону и берет трубку.
– Нет, – говорит он по-немецки. – Нет, не нужно. У меня все хорошо. Да. Да, спасибо за беспокойство.
Кладет трубку на рычаг. Говорит:
– Будем продолжать, или хватит? Твоя Аска через двадцать минут тебе позвонит и спросит, где шляется ее любимый муженек. Не хочешь привести себя в порядок? А то у тебя карман к ебеням оторван, и воротник в районе уха.
– Ха! У тебя нет ни одной пуговицы, и пиво на брюках. Как будто ты обоссался. – Кудо хватается за спинку дивана и медленно приводит себя в вертикальное положение. Хромает в сторону ванной.
Шульдих откидывается назад, на ковер. Раскидывает руки в стороны.
В ванной журчит вода: Кудо пытается отстирать залитую кровью рубашку.
На губах Шульдиха – блаженная улыбка. У него болит скула, обе ноги и пресс, от удара до сих пор ноет в паху. Он совершенно счастлив.
… Аска звонит. Кудо Йоджи отвечает. Ито Рё покидает гостиницу.
Но он вернется завтра. Они договорились.
3
Улыбка вошедшего. Ментальный толчок. И – моментальное изменение.
Красиво. Только что у двери стоял столбом клерк, конторская крыса – и вот уже перетекает, плавится, прислоняется-приникает к стене обманчиво-ленивый тигр.
– Приветик. – Шульдих приветственно машет рукой. – Как дела? Жене морда понравилась?
Кудо криво усмехается, стараясь не потревожить разбитую губу.
– Сказал, что дверью отхватил.
Шульдих хохочет, запрокинув голову.
– «Первое правило Бойцовского клуба – ты никому не говоришь о Бойцовском клубе», – цитирует он, наставив указательный палец на Йоджи. – Ты неплохо справляешься, Кудо.
– Стараюсь. – Йоджи изображает шутовской поклон. – Чем займемся сегодня? Квасить морды, это, конечно, очуметь как весело, но твою страшную рожу даже этот миленький лиловый фингал не может испортить сильнее, так что смысла я не вижу.
– Да и твоя жена не поверит в повторную встречу с дверью, – отвечает Шульдих, ухмыляясь.
– Клево. Разобрались. Так что – будем хлебать пиво? Вспоминать молодые годы? Кто кому сильнее врезал и кто больше баб выебал?
Накручивает себя. Ну конечно.
– Неинтересно, – говорит Шульдих. – Я про тебя и так все знаю, а что не знаю – могу прочитать. Впрочем, пиво – это дельно. – Он поворачивается и идет к холодильнику.
– Ну, так про себя расскажи. – Йоджи все еще подпирает стену возле двери. – Давай, Шульдих, это будет так занимательно – трогательные истории из жизни юного телепата. Тебя унижали? Мучили? Втыкали в мозг электроды?
Кудо кажется, что на последних словах Шульдих едва заметно вздрагивает.
Шульдих, которому немалого труда стоит сдержать смех, придает лицу отрешенное выражение, и только потом поворачивается к Йоджи.
– А тебе было бы интересно, если бы и правда втыкали? – говорит он, стараясь, чтобы голос звучал задумчиво-печально.
Йоджи передергивает. Шульдих читает его: Кудо хочет сказать очередную колкость, но внезапно передумывает, и говорит:
– Нет, не было бы. Я, может, и убийца, но в вивисекторы никогда не стремился. Меня это не возбуждает. – Йоджи усмехается, чтобы замять разговор и превратить все в шутку. Шульдих успевает поймать смутный образ: тело, мягкое, гибкое, женское; тепло, тонкая шея под пальцами… Образ тут же стирается, уплывает, возможно, Йоджи даже не уловил его. Подсознание – забавная штука. Телепат усмехается себе под нос.
– Как интересно. – Шульдих ставит на стол две бутылки Berliner Weiße. – А что же тебя возбуждает?
Он поднимает глаза на Кудо, все еще стоящего в дверях. Тот отлипает от стены, подходит к столу и падает в кресло, перекинув ноги через подлокотник. Тянет руку к бутылке, читает название на этикетке, ухмыляется.
– Мы все-таки решили говорить обо мне? – интересуется он. – Ты же сказал, что тебе не интересно, и что ты можешь и сам все прочитать.
Шульдих жизнерадостно улыбается. «Знал бы ты, – думает он, – какую хрень я только что у тебя в башке выудил».
– Могу, – говорит он вслух. – Но это скучно. Прочитать всего тебя можно быстро, как бульварную газетку. Я терпеть не могу читать бульварные газеты.
– Боюсь даже предположить, что ты с ними делаешь. – Кудо тянет из кармана сигарету, щелкает зажигалкой. Шульдих морщится, но ничего не говорит. Проветрить комнату не сложно, а этот нахал, развалившийся в кресле, выглядит сейчас вполне себе «бульварно». В этом что-то есть. – Я очень надеюсь, что ты мной хотя бы подтираться не планируешь.
– Это непрактично, – говорит Шульдих. И потом – сразу, без перехода: – Я не знаю, где они. Но если так интересно – могу узнать.
– Что? – Йоджи ставит бутылку на стол, приподнимается на локте и очень внимательно смотрит на Шульдиха.
– Последние десять минут ты, кроме всего прочего, думаешь о том, где сейчас твои замечательные друзья из родной организации. Касательно мелкого Такатори могу сказать, что он и сейчас в Токио. Самый мелкий, Сэна, или как он там, кажется, погиб. Остальные двое, насколько мне известно, из Мейфу ушли живыми, куда потом подались – понятия не имею. – Шульдих пожимает плечами.
– Информация...?
– От Наги.
– Ну конечно.
– Ух ты, Кудо, а ты, оказывается, еще что-то там соображал! – восхищается Шульдих. – А я думал, ты к началу той миссии все мозги потерял.
Кудо игнорирует издевку.
– Айя и Кен…?
– Я сказал, что могу узнать. Но нафиг тебе это надо – непонятно. Все равно выйдешь за дверь и забудешь.
– Любопытство, – говорит Йоджи очень сухо. Шульдих хмыкает. – Я буду тебе очень признателен, если ты добудешь для меня эту информацию.
Шульдих смотрит на него с интересом.
– Ого, как официально. Сотрудничество с Критикер накладывает на людей неизгладимый отпечаток, в том числе и на их лексикон. Ну ладно, Кудо, в честь нашей старой дружбы… Я свяжусь с Наги. – Шульдих хмыкает. – Черт, и из меня полезло. «Свяжусь», сдохнуть можно.
– Спасибо, – говорит Кудо просто, и Шульдих от удивления перестает кривляться. – Я должен тебе услугу.
– Хо-хо. – Шульдих отправляется к холодильнику за двумя новыми бутылками. Возвращается к столу. – Я думал, у вас только Фудзимия этим страдает, а вы все, оказывается, такие чокнутые. За всё на свете надо платить, и все такое. Еще сеньором меня обзови.
– Тебе бы понравилось, – усмехается Кудо.
– Еще бы.
Шульдих смотрит на Йоджи. Тот развалился в кресле, пристроил голову на подлокотнике, курит, пуская кольца в потолок. Можно его прочесть сейчас, легко, как открытую книгу... но почему-то не хочется. Хочется вот так же развалиться в кресле, закурить, и пускать кольца в потолок.
Шульдих морщится и откупоривает вторую бутылку.
– И все-таки я не понимаю, – говорит Йоджи задумчиво. – Нахрен я тебе сдался? Ну ладно, тебе скучно. Как будто со мной весело…
– С тобой хотя бы можно разговаривать. – Шульдих пожимает плечами. Помедлив, пристраивает голову на подлокотнике своего кресла, устраивается в той же позе, что и Йоджи. От сигареты решает все-таки отказаться. – И даже – о, ужас – найти общие темы.
– Нафиг разговаривать, если можно читать мысли? – Кудо ставит бутылку на стол, придвигает пепельницу поближе к себе; Шульдих не видит этого, просто слышит стук фарфора о столешницу.
– Задолбал, – говорит Шульдих раздраженно. – Ну, хочешь – не буду тебя читать? Будем говорить вслух.
– Совсем не будешь? – удивляется Йоджи.
– Не буду. Только если ты будешь угрожать моей безопасности.
– А как ты узнаешь, что я угрожаю твоей безопасности, если не будешь меня читать?
Шульдих смеется.
– Черт, Кудо, это я и без телепатии почувствую.
– Да ты что?
– Ты начнешь громко сопеть и подкрадываться к моему креслу…
– Пошел ты! – Кудо смеется и подталкивает пачку к Шульдиху. – Будешь?
И Шульдих, задумавшись, все-таки берет сигарету.
… Когда Ито Рё уходит, Шульдих с удивлением обнаруживает, что ему неуютно одному в огромном люксовом номере. Последние пару часов они разговаривали мало и как-то лениво, но Шульдих чувствовал себя очень комфортно, как будто теплый рыжий кот свернулся у него на животе и мурлычет.
Кудо казался почти… доброжелательным. Возможно, он и вправду благодарен Шульдиху за обещанную информацию об остальных Вайсс. Возможно, он несколько кривил душой, обещая убить Шульдиха за свою амнезию. В конце концов, он сам о ней некоторое время мечтал, пусть в итоге и отказался от своей затеи.
А возможно (и это наиболее вероятное объяснение), Кудо Йоджи просто не способен находиться в одной комнате с врагом, не пытаясь набить ему морду. Так как набить морду Шульдиху все-таки проблематично, Кудо избрал единственно возможный вариант: перевел телепата из разряда врагов в разряд более-менее подходящих для общения личностей.
Ну, по крайней мере, такова теория Шульдиха... проверить которую он не может, потому что обещал Кудо, что не будет его читать. Йоджи бы сильно удивился, узнай он, насколько серьезно Шульдих относится к добровольно данным обещаниям.
Скорее всего, Кудо просто смирился с ситуацией, как она есть. Такой подход позволяет избежать ответственности, что, в общем, Кудо свойственно. Но это снова всего лишь теория Шульдиха, которую он также не имеет возможности проверить.
Как на счет продолжения? 
