Стихи и письма.
Первое письмо.

Долго ждал… до самого утра. А ты не пришел…
Отморосил холодный дождь. Знаешь, он со мной больше не говорит. Поэтому мне одиноко без тебя…
Просыпаться одному – ох не сахар опыт, скажу тебе. Ну зачем ты приучил меня к теплому боку за спиной? К этому томному ощущению, когда просыпаешься в полшестого и лениво сознаешь, что пора тебя выгонять. Чтобы не увидели. Чтобы не осудили. Тебя. Мне уже давным-давно наплевать на репутацию. Потому что ты – моя жизнь…
«Как жаль, что мое существованье не стало для тебя
Тем, чем стало твое для меня». Поэт, сказавший это, кажется, прочно укоренился у меня в сердце.
Еще одна вещь, к которой ты приучил меня… стихи. Ты читаешь их каждую ночь, уютно устроившись рядом со слизеринским камином, укрытый мантией невидимкой. Я уже так привык чувствовать тебя насквозь, что, закрыв глаза, могу вообразить, что сижу с тобой и смотрю на тебя. На то, как ты читаешь. Как твои зеленые глаза перебегают со строчки на строчку.
Ты всегда читаешь взахлеб. Книга у твоих скрещенных по-турецки ног лежит на полу, еле шелестя страницами, и создается впечатление, что тонкое дыхание ветра осторожно переворачивает их одну за другой. А я читаю книгу в ритме ветра, стараясь успеть приноровиться к нему, к его темпу. Никак не могу понять, как ты можешь так быстро читать, не пытаясь остановиться, уловить смысл… или, может, ты даже не читаешь? Просто переворачиваешь страницы и с улыбкой смотришь, как я мучаюсь, пытаясь успеть прочесть все, до последнего слова? Но нет, это не так. Иначе зачем тебе делать вид, что тебе важны эти стихи? Ловить их губами, как воду, беззвучно читая и пробуя каждый звук на вкус, яростно «артикулируя», как будто переливая ритм в мышцы лица… я не могу понять этого. Стихи – это чужие мысли, это мысли, которые мы подсматриваем. Зачем пытаться украсть их, присвоить, сделать частью себя, частью своих чувств? Не могу понять этого…
Когда я читаю стихи, я откладываю каждую строку и каждое слово, чтобы после взвесить их, дать им цену и насладиться их логичностью, их правильностью по звуку, форме, ритму… но те стихи, которые приносишь мне ты, словно созданы для совершенно другого восприятия. Рваные ритмы, внезапные переносы – поначалу я не мог понять, что же это – поэзия, или проза, которую затолкали в короткие строки? Но потом я понял их. Они созданы для тебя. Это – полусырые, не обернутые в тщательно выбранные слова, эмоции. Их не надо понимать логикой. Их надо чувствовать сердцем.
У них свой ритм. Он похож на ритм твоего сердца, Гарри. Ритм твоего сердца в те моменты, когда ты тихонько касаешься кончиками пальцев моего лица. Когда ты проводишь фалангой пальца в миллиметре от моей щеки, и я чувствую прикосновение больше душой, чем телом. И, резко вздохнув, я прижимаю руку к твоей груди, там, где бьется сердце. Рваный, нечеткий ритм… нечеткий, но по-своему правильный. Два удара-ударения, пауза-цезура… еще два удара, слабые, как безударные слоги. И удар. Прямо в мою ладонь, словно сердце хочет вырваться из твоей груди и лечь в мою руку.
Хм, странно… я пишу это, и понимаю, что эти стихи слишком напоминают мне что-то…
Помнишь, как все начиналось? Помнишь, как долго я привыкал, как долго мне казалось неправильным просыпаться рядом с тобой и слышать твое сердце за своей спиной? Я гнал тебя до того, как начинался рассвет. А потом шел следом, не веря самому себе… я тихо провожал тебя почти до вашей гостиной, а ты поджидал меня за последним поворотом и всякий раз подлавливал там…
К этому, как и к твоим любимым стихам, мне было достаточно лишь привыкнуть, чтобы потом просить и требовать, снова и снова, словно насытиться невозможно.
На самом деле, к чему я это все пишу? Дурачок я…
Хотел накорябать тебе короткую записку, в твоем стиле: «Сегодня на крыше, в одиннадцать. Жду с Бродским». А получилось вот что…
Короче, жду тебя. Как всегда. Гостиная Слизерина. Пароль – «Честь и сила», двенадцать ночи, жду, люблю, целую…
Драко.

Усмехнувшись, Гарри осторожно сложил письмо Драко. Сердце внутри пело, раз за разом прокручивая внутри гриффиндорца самые нежные, самые красивые строки письма.
«Драко, Драко… дурачок дурачком! «мое существованье не стало для тебя тем, чем стало твое для меня»… Конечно стало, милый, любимый, родной… ждешь? Я иду…»